На сей раз я понял, чем мы полезны Бледному: мы вместо него выслушивали людей, с которыми ему было недосуг побеседовать. Если кто-нибудь преграждал путь, Ранвье только пришпоривал коня и, чуть обернувшись, указывал на нас: "C ними, с ребятами поговорите!*

B тупике мы потеряли уйму времени, надо было поскореe открыть аптеку. После отъезда своего рогоносцасупруга Вероника Диссанвье выразила желание быть чем может полезной. Ho не для того она отказалась следовать за свОим мужем в Версаль, чтобы снова стать за конторку и отпускать пузырьки.

-- И зря. Как раз в аптеке она могла бы действительно послужить Коммуне,-- сказала не без яда Tpусеттка.-- Ho Вероника и слушать об этом не желает...

-- Пусть ей Гифес объяснит.

-- Она свое твердит: дескать, она не аптекарша, и все тут.

-- Будто мы без нее не знаем,-- резко вмешалась Марта. Я бросил на нее тревожный взгляд, и она добавила сквозь зубы: -- Надо делать, что можешь... Я думаю, Бледный так же бы ответил. A по-твоему, нет?

B предместье Тампль женщины-социалистки требуют, чтобы мэрии провели "повальные обыски на улицах и в квартирах* для изъятия оружия, оставленного эмигрантами.

-- Обязательно скажите Ранвье: нам нужны полномочия, чтобы собрать данные о бежавших из Парижа. Тогда можно будет налагать денежные штрафы и прочие взыскання.

Не успели мы проехать и десяти метров, как к нам обратилась вдова логибшего на мосту Нейи, ей положено пособие в шестьсот франков. Как его получить?

Затем некий франкмасон сообщает, что ему поручено сделать весьма важное -- и секретное -- сообщение Коммуне от имени ложи Фобур-Сент-Антуан.

Выезжая с площади Шато-д'O, мы наткнулись на двух ветеранов 48 года. Старики настаивали на том, чтобы Ранвье не счел за труд посетить сегодня вечером заседание их клуба, которое будет посвящено важнейiшш вопросам.

-- Вам ведь известно, что в те же часы заседает Коммуна.

-- Она все вечерa заседает! -- вознегодовал один из ветеранов и от негодования даже потерял свое пенсне.-- Оттого-то мы в клубах даже не знаем, как выглядят наши избранники. Как же они могут знать, о чем народ думает?!

-- HQ могут же они присутствовать всюду зараз!

-- Сами виноватыl На все дела набрасываются разом. A их ведь даже сотни не наберется. B 93-м их было двести сорок!

-- Девяносто третийt Вечная песняl

Марта за моей спиной нетерпеливо вертится.

-- Когда берешься переделывать общество и сверх того изо дня в день приходится заниматься судьбой двух миллионов душ,-- paссуждает старый революционер, воинственно размахивая своим пенсне,-- нужно побольше делегаций, комиссий. Пусть их будет вдвое больше, и то не хватитl Bo время осады на все лады твердили, что нужно на десять тысяч жителей иметь одного представителя. Считали, что никак не меныпе. Теперь самое время об этом напомнить, поскольку опять выборы. Мне кажется, этот вопрос, который тоже будет обсуждаться в клубе, мог бы заинтересовать гражданина Ранвье, если бы он соблаговолил навестить нас нынче вечеромl..

A еще нас задержали две похоронные процессии с фанфарами, которые пересекли друг другу дорогу при выходе с бульвара.

Кабачок напротив переполнен. Гонцы, секретари, офицеры для поручений, кучерa и охрана -- каждый старается вставить словечко, высказать свои взгляд. Разноголосые крики, хохот, клубы дыма. Спирает дыхание.

Центральный комитет Национальной гвардии не так уж плохо организован. Нашлись солома и овес для Феба, суп и вино для нас с Мартой. Время от времени вестовые выходят, вызывают гонцов, требуют карету.

-- Если уж на то пошло, то ведь Центральный комитет учредил Коммуну. С какой стати ему было уходить со сцены после победы?

-- Виноваты члены Комитета лишь в том, что не выдвинули свои кандидатуры на выборax. Ho им следовало бы воспользоваться дополнительными выборами.

-- Лакор выдвигает свою кандидатуру.

-- И правильно делает.

-- Все они должны выставить свои кандидатуры! Чтобы влить революционную энергию в эту задремавшую Коммунуl

Их позиция ясна. Центральный комитет, вышедший из чрева Национальной гвардии, должен держать вооруисенные силы в своих руках. Ибо вооруженные силы -- единственная реальная сила Коммуны.

Какой-то сержант-каптенармус одобряет:

-- Я уж не говорю о том, что, если бы, к несчастыо, Коммуна была подавлена, первыми к стенке поставили бы членов Центрального комитета Национальной гвардии. Что же уДивительного, что они хотят заниматься оборонойl

Старый возница фиакра держится других взглядов:

-- B Коммуну вошли избранники народа Парижа. Они и назначили военных начальников, настоящих генералов.

-- Нашел тожеl Клюзере, что ли?

-- A ты по делам суди!

Ho робкий протест заглушается ядовитым смехом. Сержант указывает на окна, за которыми заседают делегаты Национальной гвардии:

-- Кто, скажите, вытурил 18 марта этого недоноска и его Винуа с их солдатней? Они! Так кто может защитить Коммуну, a?

-- Hy a еще что они могут? -- спрашивает хозяин 6истро, держа по бутылке в каждой руке.

Бму отвечают наперебой десятка два голосов:

-- Ввести удостоверения личности, чтобы шпионов вылавливать!

-- Взять в свои руки омнибусы и пароходики на Сене.

-- Установить связь с республиканцами Гавра, a для этого тайно проложить ночью кабель в русле Сены!

-- Никаких назначений в Национальной гвардии без консультации с Комитетом!

-- Отозвать Клюзере! Хватит ему держать людей под открытым небом, когда имеются крытые траншеи.

Тон здесь совсем другой, чем в Ратуше. Стол вздрагивает под ударами кулаков.

-- A мы, разрази их гром, якобинцы! -- вдруг разорался какой-то уродец в синих очках. И он набрасывает свои портрет Коммуны: Коммуны-пугала, Коммуны, забравшей вожжи в свои руки, Коммуны самодержавной, воинственной.

-- Не стоит больше и говорить о Коммуне,-- заключает сержант-каптенармус,-- от нее несет федерализмом, всех примирить хочет, a в общем -- жалкое зрелище! Нам Комитет общественного спасения нужен!

Все это время кого-то вызывают, кто-то входит и выходит. На мгновение очередной оратор останавливается. Капрал-горнист 96-го батальона ищет подполковника Гийета, заместителя командира IV легиона.

-- Пусть немедля явится на аванпосты, иначе все по домам разойдутся!

-- Почему так?

-- Вот уже неделя, как их не сменяли. Жрать больше нечего, и патроны почти все вышли.

Подполковника находят в задней комнате. Он храпит, положив голову на стол.

-- Первый раз уснул за три дня, да еще, как видите, застигли меня тут врасплох,-- бормочет он, застегивая куртку. И требует себе коня.

Незнакомый капитан заявляет, что y него неотложное дело к Центральному комитету Национальной гвардии.

-- Можете себе представить, тридцать тонн ваты, мы ee случайно обнаружили. Лучше не придумаешь для укреплений. Картечь, угодив в вату, завязнет!

-- A кто вас послал, гражданин?

-- Я сам себя иослал. Я капитан Айо из 181-го батальона II легиона.

Ho люди стали разборчивы, и их трудно удивить: только что Вольпениль, директор Акциза, напал на целую груду одежды: пятнадцать тысяч пар гетр по 4 франка 50 и восемь тысяч пар башмаков по 8 франков 50.

-- Вот увидите, наша добренькая Коммуна со своим коммунализмом, федерализмом и своей покладистостью не пожелает к ним притронуться,-- ревет коротышка в синих очках.

-- Восемь пятьдесят -- цена сходная,-- бормочет виноторговец.

-- И все-таки дорого! Надо просто реквизировать. Ho куда тамl Это все равно как с миллиардами Французского банка. Ни-ни! Пальцем не тронь! Мы же честные... ни одного хозяйского cy не заберем. A народ наш пусть босиком гуляет, с голоду дохнет. Ему не привыкать статьl

Гвардеец Мериго докладывает, что его батальон одет кое-как, плохо вооружен и все еще пользуется старинными ружьями.

-- Для некоторых это предлог не подчиняться приказу. Офицеры, которым вроде бы надо подтянуть своих подчиненных, ни о чем думать не желают. Распустили людей. Когда в квартале бьют сбор, они сами -- a они-то должны показать пример, быть всегда впереди своих солдат -- норовят прийти последними... если только вообще соизволят явиться! Вот обо всем этом я и хочу сказать в Комитете Национальной гвардии. Надо отставить наших эполетчиков и назначить офицеров, которые дадут клятву держаться до последнего, защищая наше благородное дело. A тех молодчиков разжаловать перед строем, сунуть в лапы ружьецо, и пусть шагают в самом первом ряду, эти бакалейщики, которые нас позорят! Вы посмотрите на вашего старшего сержанта, галантерейщика, что ли, как он саблю по мостовой за собой волочит. A ему нужно в руках ружье с патронами держать да помнить, что патроны нам дороже хлеба!