А сейчас я хочу приветствовать нашу школу и пожелать ей долго жить и здравствовать, оставаясь вечно молодой и бодрой духом, дабы она могла успешно выполнять трудные и важные обязанности, которые на нее возложены в этот нелегкий час, как и во все грядущие времена.
2.9.1941. Нахалал
Вчера был выпускной вечер по случаю окончания двухгодичного курса торжественный и праздничный. У меня хороший аттестат. Вечер был очень удачным. От имени группы я приветствовала школу, а затем с трудом успевала протягивать руку всем, кто хотел ее пожать. Говорили, что мое приветственное слово было очень удачным. Были такие, которые буквально плакали, слушая мое выступление, но я к этому вовсе не стремилась. Короче говоря, день прошел, и сейчас мы вольные птицы. Я начала паковать свои вещи. Покидаю школу, полная энергии, воли и желания работать в кибуце. Все сомнения относятся только к месту - надеюсь, что смогу вскоре решить и найду для себя более или менее постоянное место. Мне трудно себе представить, что где-то я могу остаться навсегда.
Несколько дней назад отмечалось 20-летие Нахалала.
Эти годы запечатлены на лицах членов мошава и на самом мошаве. Некоторые за этот период расцвели, другие же завяли. Их жизненные силы и жизненные соки как будто {177} перешли по тонким капиллярам в почву и там превратились в растения, в животных, во все то, что мы коротко зовем нажитым имуществом. Его рост и развитие хозяйства показаны на диаграммах на выставке. Замечу попутно, что выставка в школе мошава была довольно жалкой. Выставка на лоне природы, сам мошав говорили больше всяких диаграмм и речей...
14.9.1941. Петах-Тиква
Я пишу пьесу. Условия для работы не очень благоприятны, ибо я могу писать лишь тогда, когда тихо.
Все меня спрашивают, что я пишу. Вообще, люди думают, что если я одна, то скучаю...
21.9.1941. Нес-Циона
Канун Рош-Гашана (Нового года). Два года прошло с тех пор, как я оставила отчий дом. Два года я далека от мамы, три года - от брата, и два года я одна в стране. Если бы могла, написала бы несколько слов маме, мне нужно так много ей сказать. Трудно сказать, о чем мы говорили бы с мамой, если бы встретились. Я рассказала бы ей об этих двух годах, о мечтах, о планах, о своих сомнениях...
А что сказать об окружающем меня мире, который подвергается разрушению? А десятки тысяч, которые гибнут ежедневно - как их оплакивать в канун Нового года? О страданиях, несправедливости, боли -, что сказать и кому? Он-то все знает. И мне нынче вечером не о чем говорить.
{178} Верю ли я в Бога? Не знаю. Мой Бог очень сложный. Он, скорее, символ и выражение тех моральных сил, которые, на мой взгляд, существует. Я верю, вопреки всему, что мир создан для добра, и нет такого зла на свете, из которого не прорывались бы частицы света, добра. - Все это слова, одни слова.
Жизнь скажет свое, жизнь засвидетельствует. Я знаю, что мои слова это слова человека, который познал лишь самую малость от страданий и зла, существующих на свете. Весь путь еще передо мной.
Я совершенно одна, самостоятельна, отвечаю за себя. Это сейчас самое лучшее в моей жизни.
28.9.1941. Кирьят-Хаим
В последний день моего пребывания а Нес-Ционе мы организовали интересную экскурсию на опытную станцию в Реховоте, в Гиват-Бреннер и в Квуцат-Шиллер, Особенно сильное впечатление произвела опытная станция, где мы получили интересные и исчерпывающие объяснения. Гиват-Бреннер мы успели посмотреть лишь снаружи.
Когда я вернулась из Нес-Ционы, я заехала в Рамат-Ган к писателю Авигдору Хамеири (Известный израильский прозаик, поэт, драматург и переводчик, родом из Венгрии. Ему, в частности, принадлежат ивритские переводы стихов Ханы Сенеш, написанных по-венгерски, и ивритский перевод записок ее матери Катерины Сенеш.).
{179} Первая фраза, которой он меня встретил, была:
"В точности папа!". И он все время не переставал удивляться моему сходству с отцом.
Видимо, он хорошо знал папу как молодого писателя и сохранил о нем много воспоминаний. Затем он говорил в общих чертах об израильском театре, о его тенденциях, и сказал, что пьесы отца, в которых много юмора с целью только смешить, без политических или социальных тенденций, не могут заинтересовать еврейский театр...
Я ему сказала, что одна моя подруга просила показать ему несколько стихотворений, чтобы узнать его мнение. Ей - двадцать лет, она прибыла в страну два года назад и здесь изучила иврит. Я прочла ему свои стихи "Мгновение" и "Галилейскую песню". Он внимательно выслушал и сказал, что это интересное явление. Есть у нее стихотворная техника, выразительность, простота. Короче говоря, он считает, ее человеком одаренным и хотел бы получить "Галилейскую песню" для газеты. Я ему сказала, что не вправе отдавать это стихотворение (потому что я не хотела отдавать), но мне было очень приятно выслушать объективное мнение компетентного человека. Он просил прислать ему это стихотворение. Не знаю, пошлю ли, мне кажется, что еще не время.
Сейчас я немного помогаю Илонке в саду, в птичнике, по дому. Я пришла к выводу, что работа в небольшом хозяйстве - не по мне. И, действительно, я еще с детства помню, что всегда все рисовала себе в крупных масштабах. {180} Видимо, это одна из черт моей натуры, побуждающей меня идти в кибуц.
Вчера слушала интересный доклад о рабочей партии в Англии. Утром посетила Седот-Ям (Седот-Ям - кибуц членом которого была в последствии Хана Сенеш. В то время находился в Кирьят-Хаиме ; через некоторое время кибуц перешел на постоянное поселение в Кесарию.), позавчера была на вечере рабочей молодежи. Начала читать "Историю сионизма" Бема. Из дому, от брата нет никаких известий.
30.9.1941. Канун Судного дня
И сегодня вечером, в канун Судного дня, мои мысли устремлены к ним. Что с ними? Если бы два года назад я знала наверняка, что так все обернется - я бы их оставила? - Кажется, что да. Я ведь знала, что подобная возможность существует. А, может быть, я хотела заставить за. молчать внутренний страх напрасными надеждами: через год, мол, приедет брат, через два года - мама. Это был для меня решающий довод, чтобы облегчить тот шаг, отказаться от которого я была не в силах, и приехать в страну.
Хочу сегодня проверить свои дела и исповедаться.
Я грешна равнодушием, бездеятельностью, пустословием, тем, что бесцельно трачу время и силы, недомыслием, когда дело касается другого, легкомыслием, безответственностью. Но одно могу сказать в свое оправдание: я всегда искала {181} верный путь, всегда старалась следовать ему и признавала, что это единственная дорога, по которой можно идти - не ради удачи, а для внутреннего спокойствия. Многие надо мной посмеивались, считая меня идеалисткой. Они твердят, что я изменюсь, когда познаю настоящую жизнь...
7.10.1941. Кирьят-Хаим
Провела две недели у Илонки, а завтра поеду в кибуц "Седот-Ям". Трудно мне объяснить себе самой, почему именно сюда. Понятно, пока лишь на испытательный срок, но каковы причины, побудившие меня, прежде всего, обратиться именно сюда? - Я искала молодой кибуц рабочей молодежи, где были бы мои ровесники, такой кибуц, который находится лишь вначале пути...
А в дополнение ко всему меня прельщает Кесария. Трудность в том, что народ здесь чуждый мне не только в личном плане, но и по своему составу в целом. Так, во всяком случае, мне кажется. Я не хочу заранее выносить приговор и посмотрю спустя некоторое время. Но в одном я должна сама себе откровенно признаться с самого начала. Я не чувствую, что вступаю в кибуц на всю жизнь.
Я вижу справедливость жизни в кибуце и, насколько я их знаю, я люблю кибуцников и хочу жить с ними. И при всем том, у меня есть ощущение, будто это лишь первый этап на длинном пути. Сейчас я, понятно, полна напряженного ожидания в связи с ближайшими неделями, и хочу сама себе кое-что сказать перед дорогой - то, что я всегда {182} повторяю в трудные минуты, дабы я это могла потом вспомнить, что думала об этом перед вступлением в кибуц: важно знать, что идейная основа кибуца - социалистическое общество строит свою страну - верная, и надо найти пути для претворения этой идеи в жизнь вопреки всем трудностям.