- Ваше преосвященство знает его способности, - отвечал д'Эгриньи с недоверчивым и смущенным видом. - Отец-генерал, чтимый нами...

- Дал ему поручение сместить вас, - подсказал кардинал. - Это я знаю... Он мне сообщил об этом еще в Риме. Но что вы думаете о его характере... Можно ли ему слепо доверяться?

- Это такой острый, цельный, скрытный, непроницаемый ум... нерешительно заговорил отец д'Эгриньи, - что трудно о нем судить верно...

- Считаете ли вы его честолюбивым? - спросил кардинал после нового молчания. - Не думаете ли вы, что он может иметь другие виды... кроме прославления нашего ордена?.. Да... у меня есть причины задавать вам эти вопросы... - прибавил кардинал многозначительно.

- Но, - продолжал д'Эгриньи не без опаски, потому что люди такого сорта всегда стараются перехитрить друг друга, - что вы сами, ваше преосвященство, о нем думаете, по собственным наблюдениям и из рассказов отца-генерала?

- Я думаю, что если его кажущаяся преданность ордену имеет какую-нибудь заднюю цель, то необходимо ее разгадать... потому что с тем влиянием, какое он имеет в Риме... о котором я нечаянно узнал... он может со временем сделаться очень опасным.

- Ну! - воскликнул д'Эгриньи, охваченный завистью к Родену. Тогда и я скажу, что разделяю мнение вашего высокопреосвященства. Иногда я подмечал в нем искры страшного, глубокого честолюбия и, так как надо вам уже все сказать, я...

Он не мог продолжать.

В эту минуту дверь приотворилась, и госпожа Гривуа сделала знак княгине, которая ответила кивком головы.

Госпожа Гривуа вышла.

Через минуту в комнату вошел Роден.

3. ИТОГ

При виде Родена оба прелата и отец д'Эгриньи невольно поднялись с места - до того сильно влияло на окружающих подлинное превосходство этого человека. Лица, только что искаженные завистью и недоверием, теперь расплылись в улыбках и выражали самое предупредительное внимание почтенному отцу. Княгиня сделала несколько шагов ему навстречу.

Роден, как всегда нищенски одетый, оставляя на мягких коврах следы грязных башмаков, поставил в угол свой зонтик и подошел к столу. Его обычное смирение исчезло. Он твердо ступал с уверенным взглядом, с высоко поднятой головой, и видно было, что он чувствует себя не только среди равных, но даже сознает, что головой их выше.

- Мы только что говорили о вашем преподобии, дражайший отец, заговорил с очаровательной любезностью кардинал.

- Ага!.. - сказал Роден, пристально на него глядя. - И что же вы говорили?

- Но... - отвечал бельгийский епископ, отирая лоб, - все лучшее, что можно сказать о вашем преподобии...

- Не угодно ли вам съесть чего-нибудь? - предложила княгиня, указывая на роскошное угощение.

- Благодарю вас, мадам. Я уже поел редьки сегодня утром.

- Мой секретарь аббат Берлини, присутствовавший при вашем обеде, преклоняется перед вашим воздержанием, - сказал кардинал. - Оно достойно анахорета...

- Может быть, мы поговорим о деле? - грубо прервал Роден как человек, привыкший приказывать и руководить беседой.

- Мы будем очень рады вас выслушать, - сказал кардинал. - Ваше преподобие сами назначили этот день для беседы о наследстве Реннепонов... Это дело так важно, что оно привело меня сюда из Рима: поддерживать интересы славного общества Иисуса равносильно поддержке интересов Рима, и я обещал отцу-генералу служить вам всеми силами.

- Я могу только повторить слова его преосвященства, - сказал епископ. Мы оба из Рима и оба одних мыслей.

- Конечно, - начал Роден, обращаясь к кардиналу, - ваше преосвященство может помочь нашему делу, и я вам сейчас скажу, как...

Затем, обращаясь к княгине, он прибавил:

- Я пригласил сюда доктора Балейнье, сударыня; необходимо ему кое-что сообщить...

- Его проведут, как обычно, - сказала княгиня.

Со времени появления Родена отец д'Эгриньи молчал. Казалось, он находился под влиянием неприятной заботы и, видимо, переживал минуты сильной нравственной борьбы. Наконец, привстав с места, он кисло-сладким тоном заметил кардиналу:

- Я не хочу просить ваше высокопреосвященство быть судьей между отцом Роденом и мной: отец-генерал приказал - я повиновался. Но, ваше высокопреосвященство, вы скоро вернетесь в Рим, увидите нашего главу, и я попрошу вас оказать мне милость передать вполне точно ответы его преподобия отца Родена на те вопросы, которые я позволю себе ему задать.

Кардинал поклонился.

Роден с удивлением взглянул на отца д'Эгриньи и сухо заметил:

- Это дело конченое. К чему тут еще вопросы?

- Я не хочу оправдываться, - начал отец д'Эгриньи, - я хочу только выяснить некоторые факты.

- Говорите тогда только без лишних слов.

И, вынув свои большие серебряные часы, Роден прибавил:

- В два часа я должен быть в Сен-Сюльписе.

- Постараюсь быть по возможности кратким! - со сдержанной неприязнью проговорил аббат. Затем он продолжал, обращаясь к Родену: - Когда ваше преподобие нашли необходимым отстранить меня и занять мое место после серьезных и, быть может, слишком строгих порицаний моих действий... действий, которые, я должен сознаться, действительно повредили делу...

- Только повредили? - насмешливо переспросил Роден. - Скажите лучше: дело было окончательно проиграно, как вы мне поручали тогда написать в Рим.

- Это правда! - сказал д'Эгриньи.

- Значит, я принялся за излечение безнадежно больного, от которого отказались самые искусные врачи, - с иронией продолжал Роден. - Ну-с... дальше?

И, засунув руки в карманы панталон, он не сводил взгляда с аббата д'Эгриньи.

- Ваше преподобие жестоко меня порицали, - продолжал аббат-маркиз, - не за то, что я старался всеми силами захватить имущество, предательски отнятое у нашей общины.

- Все казуисты нашли, что вы были правы, - прервал его кардинал. Текст вполне ясен. Всякое предательски утаенное имущество может быть возвращено всеми правдами и неправдами.

- Поэтому-то, - продолжал д'Эгриньи, - его преподобие отец Роден ставил мне в упрек только военную грубость моих приемов... причем он находил, что насилие теперь опасно, так как не согласуется с духом времени... Хорошо... Но, во-первых, меня не могли по закону ни за что преследовать... и кроме того, не будь роковой случайности, успех, каким грубым и резким он бы ни был, венчал бы операцию... Теперь не могу ли я... спросить, что он...