- Да, да, сестра моя, я чувствую, что слова ваши - пророческие. Да... мы закроем утомленные глаза при свете этого дня освобождения, дивного сияющего дня, как тот, который наступает... О нет! Я плачу радостными, гордыми слезами о моих умерших потомках, быть может, явившихся жертвой этого искупления!.. Святые мученики человечества, принесенные в жертву вечным врагам человечества! Потому что предками этих святотатцев, покрывающих свое злодейское общество именем Иисуса, являются фарисеи, лживые и недостойные жрецы, проклятые Христом! Да, слава моим потомкам, павшим последней жертвой вечных союзников рабства и деспотизма, безжалостных врагов освобождения всех тех, кто хочет мыслить и не хочет долее страдать, тех, кто хочет, как дети Божий, пользоваться дарами, которые Создатель предназначил для всей семьи человечества... Да, да, приближается конец господству современных фарисеев, лживых святош, поддерживающих безжалостный эгоизм сильного против слабого и осмеливающихся утверждать, несмотря на неисчерпаемые богатства всего существующего, что Бог создал человека для слез, горя и нищеты... этих ложных служителей Бога, пособников всех поработителей, желающих принизить, оскотинить и повергнуть в прах несчастных, приведенных в отчаяние созданий! Нет, создание Божие гордо поднимет свое тело: Бог сотворил человека для того, чтобы он был полон достоинства, развит, свободен и счастлив!
- О брат мой!.. Это тоже пророческие слова... Да... заря чудного дня приближается... она приближается... как и заря того дня, который будет, по милосердию Божьему, нашим последним днем... земным...
- Последним, сестра моя... потому что я не знаю, что со мной делается... все, что во мне от матери, точно тает... Я чувствую, как рвется моя душа к небу...
- Брат мой... мои глаза заволакивает туман... я едва вижу этот свет, столь яркий еще недавно...
- Сестра моя... я вижу все в каком-то неясном тумане... и озеро... и лес... Силы покидают меня...
- Брат мой... да благословен будет Бог... приближается минута вечного успокоения.
- Да... сестра... приближается блаженство вечного сна... он охватывает меня...
- О счастье! Брат мой... я умираю...
- Сестра!.. Очи мои смыкаются... Мы прощены... прощены...
- О брат мой!.. Да распространится это дивное искупление на всех... кто страждет на земле...
- Умри... в мире... сестра... Заря... великого дня настала... солнце встает... видишь?
- О, да будет благословен Господь!..
- Да будет благословен Господь!
И в ту минуту, когда навеки замолкли эти два голоса, взошло сияющее солнце и ослепительным светом залило всю равнину.
3. ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Наша задача выполнена, наш труд закончен.
Мы знаем, насколько он неполон и несовершенен.
Мы знаем, чего ему не достает в отношении стиля, концепции и фабулы. Но мы считаем себя вправе назвать этот труд честным, добросовестным и искренним.
Пока это сочинение печаталось, его осыпали несправедливыми, злобными и беспощадными упреками. Но много встретил он и честной, хотя и строгой критики, подчас очень страстной, но, во всяком случае, чистой. Злобные, ненавистные, несправедливые, беспощадные нападки смешили нас, и именно вследствие того - мы должны признаться в этом со всей скромностью - что они обрушивались с высоты епископских кафедр в виде посланий, направленных против нас. Эти шутовские анафемы и потешные проклятия, которыми осыпали нас свыше года, были слишком смешны, чтобы быть страшными. Это была просто забавная высокая комедия клерикальных нравов.
Мы от души наслаждались этой комедией и должны поблагодарить за нее тех, кто, по примеру божественного Мольера, были и авторами, и актерами.
Что касается критики, как бы горька и страстна она ни была, мы тем более ей рады, что не раз пользовались ее указаниями в том, что касается литературной части труда. Быть может, такое наше отношение к суждению этих зрелых и опытных умов, далеко нам не симпатизировавших и не сочувствовавших, даже рассердило и разгневало их. Мы весьма об этом сожалеем, потому что извлекли пользу из их критики; но мы всегда невольно становимся неприятны тем, кто оказал нам услугу... даже если он рассчитывал причинить неприятность.
А теперь несколько слов относительно других обвинений, гораздо более серьезных.
Нас обвиняли в возбуждении страстей общества против всех членов ордена Иисуса.
Вот мой ответ:
- Теперь уже неоспоримо и несомненно доказано всесторонним анализом текстов от Паскаля до наших дней, что в теологических сочинениях самых влиятельных членов этого общества находится прощение или оправдание: _воровству, прелюбодеянию, насилию, убийству_. Доказано также, какие безнравственные, непристойные книги, написанные преподобными отцами ордена Иисуса, вручаются молодым семинаристам. Этот факт доказан и установлен тщательным просмотром текстов и, кроме того, был торжественно утвержден в речи, полной возвышенного ума, великодушного и сосредоточенного красноречия, адвоката Дюпати во время процесса ученого и уважаемого г-на Буша из Страсбурга.
Мы вывели в своем труде только тех членов этого общества, которые вполне проникнуты отвратительными правилами их _теологических классиков_ и действующих по букве и духу этих омерзительных книг, являющихся для них катехизисом. Мы только воплотили в образах живых людей эти отвратительные доктрины; не более, не менее.
Разве мы говорили, что всем членам общества Иисуса присущи дерзкая смелость и злорадство, что все хотят использовать опасное оружие, заключенное в мрачных архивах ордена? Никогда! Мы нападали на ненавистный дух _устава_ общества Иисуса, на книги теологов-классиков.
Нужно ли прибавлять, что если папы, короли, народы, и так недавно еще сама Франция, выносили позорный приговор доктринам этого общества, изгоняя его членов из своих стран, распуская конгрегации, то мы только представили в новых формах идеи и факты, давно известные обществу.
Кончив с этим, перейдем к дальнейшему.
Нас также упрекали, что мы разжигаем ненависть бедняков против богачей и возбуждаем зависть, которую порождает у обездоленного зрелище богатства и блеска.
На это мы ответим, что, напротив, мы пытались в образе Адриенны де Кардовилль воплотить ту часть аристократии, титулованную и богатую, которая, как по благородному и великодушному порыву, так и на основании прошлого и в предвидении будущего, протягивает, или должна была бы протягивать, братскую благодетельную руку всем тем, кто страдает и умеет сохранить честность и достоинство среди нищеты и труда. Можно ли сказать, что человек сеет семена раздора между богатым и бедным, когда он показывает Адриенну де Кардовилль, прекрасную и богатую аристократку, обращающуюся с Горбуньей, бедной, несчастной работницей, как с сестрой, и называющую ее этим именем?