- Нехороший ты человек, - сказал Штирлиц, дохнув Борману перегаром в лицо. - Завтра мы вылетаем в Бразилию.

- В ка-акую Бразилию? - испуганно спросил Борман, поднимаясь с пола.

- В та-акую, - передразнил его Штирлиц. - Этот пакостник Мюллер в Бразилии Рейх открыл и фюрером стал. Нахал. - довольный, что он умеет говорить в рифму, Штирлиц высморкался в газету "Гудок" и сел в кресло. Борман сидел на полу и понемногу злился. Ему совершенно не светила перспектива провести лучшие годы своей жизни ( Борман всегда считал себя очень молодым ) в какой-то захолустной Бразилии. Но против Штирлица идти было опасно. Борман успокоился и достал из холодильника пакет молока.

На следующий день рано утром Штирлиц, привязав Бормана к креслу в кукурузнике ( чтобы не сбежал и не выпал ), залил побольше горючего и завел старую дребезжащую телегу. Борман застучал зубами. Он не боялся летать самолетами Люфт-Ваффе, но умение Штирлица водить самолет приводило его в трепет. Он слышал, что русские шпионы, если их сбивают, почему-то очень любят не выбрасываться с парашютом, а врезаться на большой скорости в составы с вражеским продовольствием или вооружением. Тем более, Бормана привязали, и он не знал, что взбредет Штирлицу в голову. Но Штирлиц не собирался делать так, чтобы его сбивали или падать в продовольствие. Это было вне компетенции русского разведчика.

Полет осложнялся. В первый же день партайгеноссе Борман, с детства боявшийся высоты, от страха съел все консервы. На следующий день Штирлиц вырулил кукурузник на Атлантический океан. Борман понял, что это конец. От его сильного дрожания самолет постоянно бросало. Борман дал себе самое честное слово, что, если он когда-нибудь выйдет из этой переделки, он будет чистить зубы и стричь ногти не реже двух раз в год.

Очевидно, Борману пришлось сдержать свое обещание через неделю самолет, управляемый шнандартенфюрером СС фон Штирлицем, Великим Штирлицем, которого Борман так сильно зауважал, приблизился к берегам Бразилии.

Партайгеноссе гордо смотрел вниз, представляя, как он, Борман, протягивает веревочку между двух пальм, и тут идет Мюллер. Борман гордо нажимает на Хитрую Кнопку, и Мюллер с воплем роняет совок и ведерко и падает в Очень Глубокую Яму. Борман так замечтался, что ему показалось, что он сам падает в Очень Глубокую Яму вместе с горлопанящим Мюллером. Он очнулся и обнаружил, что и правда падает, только не в яму, а с большой высоты вместе с самолетом и Штирлицем.

- Штирлиц, Штирлиц, что это мы падаем? - испуганно завизжал Борман, дергая Штирлица за воротник.

- Да бензин кончился, - довольно равнодушно сказал Штирлиц, продолжая крутить руль.

- Прыгать надо! - завопил Борман, стараясь перекричать бешенно свистящий ветер.

- И то правда, - сказал Штирлиц и выпрыгнул.

Борман почувствовал некоторые осложнения. Он не знал, как пользуются парашютом - его никто этому не учил. Решив действовать, как получится, Борман стал интенсивно дергаться и вопить. Несмотря ни на что, парашют не раскрывался. Борману сильно захотелось жить и тушенки.

- Штирлиц! - панически позвал он.

- Чего? - отозвался голос из-под дна самолета.

Борман сильно испугался. Освободив из пуховика правую руку, он стал крестить толстый живот.

- Ну чего тебе? - повторил Штирлиц. Борман переборол страх и посмотрел под крыло. Штирлиц, парашют которого совершенно случайно ( а может быть и не совершенно ) зацепился за хвост кукурузника, болтался внизу, спокойно ковыряясь в банке с тушенкой.

- Штирлиц, падаем! - сделав страшные глаза, сообщил Борман.

- Вижу, - сказал Штирлиц вполне спокойно.

- Так упадем же! - не успокаивался Борман.

- Подожди, - равнодушно сказал Штирлиц, показывая глазами на неполную банку тушенки. Борман испугался еще сильнее и стал истерически визжать. Штирлицу этот визг быстро надоел.

- Замолчи, - попросил он, ковыряясь на дне банки. А земля была уже так близко! Борман не выдержал и стал бросать свое грузное тело на стенки самолета. И кукурузник не выдержал. Он, конечно же, не был рассчитан на толстого партайгеноссе Бормана. Крылья с треском отломились, хвост и все остальное разлетелось на мелкие щепки. Штирлиц, так удачно освободившийся, расправил парашют и, взяв Бормана под мышку, стал парить в воздухе, как орел, удачно поймавший толстого, но почему-то лысого и в мундире СС барана. Борман болтался, как мешок с картошкой и не прекращал вопить. Штирлиц ласково ударил его по голове пустой банкой из-под тушенки, Борман прикусил язык.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Внизу ласково плескался океан, прикрывая голубоватым туманом все неудобные для посадки места. Штирлиц насторожился. Падать на камень ему не хотелось. Выруливать мешал Борман, дрыгающийся под мышкой. Наконец опытный русский разведчик, который, надо сказать, еще ни разу в жизни не прыгал с парашютом, поменял местоположение Бормана, так что приземлившись, партайгеноссе оказался как раз под его валенками.

Злобно щелкнув зубами, Борман с кряхтением выполз из-под Штирлица и, охая, опустился физиономией в воду. Штирлиц поправил шапку-ушанку и оглядел местность. Из воды, где радостно бултыхался партайгеноссе Борман, выглядывал ленивый крокодил, которому лень даже было протянуть свои начищенные челюсти. Рядом с ним лежали чьи-то ботинки и пуговица.

" Кто-то забыл, когда купался, наверное ", - подумал Штирлиц, натягивая потуже сползшую с валенка галошу. Крокодил открыл смрадную пасть и очень неприлично рыгнул.

- Штирлиц, пойдем, а? - попросил Борман.

- Пойдем, - дружелюбно сказал Штирлиц, освобождаясь от строп парашюта. Борман вытряхнул набившиеся камешки из ботинка, вытер нос и медленно побрел за Штирлицем по колено в песке.

***

На берегу, неподалеку от плаката, изображающего обнаженную красотку с надписью " Носите панамки ", сидела весьма знакомая фигура. Приглядевшись, Штирлиц узнал в ней пастора Шлагга, облаченного в закатанную выше колен сутану и потрепанное сомбреро. Пастор ловил рыбу на удочку, изготовленную из лыжной палки, и складывал ее в поржавевший от времени сейф. Сейф плавал здесь же, утяжеленный пустыми консервными банками из-под килек в собственных плавниках, чтобы не уплыл. Загоревшее на ярком бразильском солнце лицо пастора с негодованием смотрело на крупную дырку в носке. Пастор был не в духе и вспоминал родную Германию, фюрера и еще кое-что.

Борман, увидев Шлагга, завопил дурным голосом и побежал к нему целоваться. Пастор обиженно воротил морду, отбиваясь мешающимися лыжами. Все же Борману удалось пару раз измазать постриженную под монаха лысину пастора.

" Привязался какой-то психопат, прости господи ", подумал пастор, брезгливо вытирая голову не первой свежести носовым платком с отчетливыми следами пороха и блинов. - Пастор! - радостно протянул Штирлиц, узнав наконец до ужаса родного похитителя сейфа. Пастор тоже узнал Штирлица, и ему стало не по себе. Сказать Штирлицу, что сейф был пустой, а о банке тушенки он ничего не знает, Шлагг не решался. Он еще помнил, как тяжело вставлять протезы у Бернских зубных врачей, и повторять свои злоключения ему не хотелось.

- Пастор! - радостно поддакнул Борман, приседая от радости и разводя руками.

- Штирлиц... - неуверенно попытался обрадоваться пастор, и Борман опять полез целоваться, хотя вроде бы и не имел к Этому Делу никакого отношения.

Внезапно Штирлиц стал сильно хмуриться. Пастор решил, что Штирлиц вспомнил про сейф, и ему стало немножко нехорошо - зубных врачей Шлагг боялся с детства. На самом же деле Штирлицу заполз в валенок местный предприимчивый таракан и устроил там кооперативную закусочную и выпивочную. Штирлиц казнил зверя и растроганно дернул пастора за ухо.

- Штирлиц, а я сейф не трогал! Я его принес и все...

- Ну вот еще, сейф... - Штирлица не волновали такие мелочи, - да засунь ты его себе в... ну, в это самое... Пастор Шлагг обрадованно затряс сутаной с потускневшим крестом и побежал за шнапсом.