Хакер говорит, что у них там настоящая свобода. Не демократия, а именно свобода.

Это странно, ведь у нас всегда считалось, что демократия это и есть свобода. А хакер говорит - нет. Мол, у них она метафизическая. А что это значит, я не пойму. Свобода не брать юани, бесплатно? Чудеса.

Еще туда въехать на жительство - нереально. Квот нет. Въехать трудно, а выехать - пожалуйста. Даже билет купят, за государственный счет. И юаней дадут.

Да только не уезжает никто, ведь я уже говорил, - они юани не берут.

Наконец, выставляют на аукцион бэкашку. Начальная цена сто пятьдесят.

Тяну руку. Следом за мной вскидывают ладошки студенты. Те самые, что стояли у входа.

- Сто семьдесят.

Хорошо. Тяну руку.

- Две сотни.

Старик с первого ряда, усатый - двести тридцать.

Хорошо.

- Три сотни, - думаю, вопросов больше не будет. Старик успокоился, а студенты злобно косят в мою сторону.

- Триста пятьдесят.

Достали! Сколько там у них? Пятьсот? Хорошо.

- Пятьсот десять.

Вопросы есть? На меня смотрят с уважением. Пятьсот юаней эта цена советского мэйнфрейма "Урал", правда, только одного, базового блока. Я жду победного стука молотком о бронзовую тарелочку. Но... Встает какой-то тип в сером костюме, из самого конца зала.

- Штука!

Зал охает. Такую цену за БК0010 никто еще не давал. Телекамера агентства Синхуа поворачивается в сторону этого типа.

Меня начинает колотить дрожь.

Все равно. У меня ровно три тысячи пятьсот юаней. Тяну руку.

- Две!

Зал замирает. Типчик, ухмыляясь - две пятьсот! Тут замираю я.

То, с какой легкостью он отстегивает бабки... Я могу уйти сегодня без машины? Не-е-ет. Такого не будет.

- Три тысячи.

Типчик - четыре.

Что творится в зале! А что со мной? Мне нечем ответить...

- Четыре тысячи раз! - звон тарелки.

- Четыре тысячи два! - звон уже в голове.

- Четыре ты...

- Стоп! - ору я, выхватывая пулемет.

- Всем сидеть, ssuki!

У меня есть последний аргумент. Включи и работай. Четыре ствола, второй калибр, маленький, но... Восемьдесят выстрелов в секунду на ствол. Синхронно - триста двадцать.

Я, перепрыгивая через ряды, несусь к постаменту. Мелькают открытые рты, начинается паника. Очередь в потолок, серая дымящаяся лента грызет штукатурку, дурацкая лепнина падает большими бесформенными кусками. Крики. Я подбегаю к стеклянному колпаку, которым накрыта бэкашка... Бью ботинком, звон стекла. Вот она! Хватаю, сую за пазуху, несусь к боковому выходу.

Автомат бешено прыгает в руке. Где-то со звоном лопаются светильники, еще одна очередь поверх голов. Боковой проход. Охранник с раскрытым от испуга ртом. У него даже нет пистолета, только дубинка. Я бью его в лицо подошвой, тот опрокидывается куда-то в сторону. Позади вопли. Скорее! Бегу через фойе, еще один охранник у входа - хватается за кобуру. Не успеет! Вертящаяся дверь, оп-па! И на улице. В стеклянной двери - появляется дырочка. Свист пули. Быстро же он. Я, пригибаясь, несусь к взятому напрокат автомобилю.

Магнитная подушка - максимальная высота восемь метров.

Вперед!

Но в зеркале заднего вида - еще она машина.

Погоня? Кто?! У полицейских другие машины, но они не будут гоняться, просто выключат поле. Машина догоняющего явно движется быстрее! Как такое может быть?

Вот он уже рядом, я вижу через боковое стекло... того самого типчика в сером.

Он не угрожает, спокоен. Машет рукой. Улыбается. Характерный знак - "надо поговорить".

Я еще минут двадцать пытаюсь уйти от него, петляя между домами. Тот просто летит выше.

Выше?

Наконец, уже за городом - опускаюсь на пустынную дорогу. Тотчас рядом садится автомобиль преследователя.

Мы выходим. Я целюсь из автомата в лоб недругу, кричу:

- Что надо?

Тот, описывая рукой успокаивающий жест, спокойно отвечает:

- Есть предложение.....

- Машину не отдам!

- А мне и не надо. Мне вообще не нужна эта бытовая машина. Опусти оружие.

Я медленно опускаю автомат.

- Поговорим? - тип вытаскивает из кармана сигареты, закуривает, - я назначал цену, чтобы посмотреть, сколько тебе не жалко за эту игрушку. То, что я увидел, особенно эффектный грабеж, убедило меня, что наша служба не ошибалась, рекомендовав приглядеть за тобой.

- Служба? - я ничего не понимал.

- Мы предлагаем тебе работу. Такую, как ты любишь. И жизнь, которая тебе тоже понравится. Ты сможешь встретить таких людей, как ты сам. И программировать на похожих, - тип кивнул на торчащий из-за пазухи компьютер, - машинах.

- Вы кто?

- Лично я, русский. Сотрудник Внешней Свободы. Но все мы Советские. У нас живут много народностей. Какая разница? Мы предлагаем тебе гражданство. Поверь, мы не делаем таких предложений, кому попало. Точнее, мы их вообще никому не делаем. Почти...

- У вас что? Все машины такой хлам?

- Тобой, тем не менее, любимый хлам, - сказал русский, - и нами, тоже, заметь. Советское железо... Видишь ли. Мы не иные. Мы просто повернули нашу цивилизацию вспять. Нам нужны программисты, не испорченные технологиями двадцать второго века. Ведь ты никогда не программировал на визуальной биожабе?

Меня передернуло от отвращения.

- Нет.

- Мы тоже на ней не программируем. Зачем, когда есть прекрасный вильнюсский бейсик, и ассемблер? Правильно? Зачем тонны гнилого кода, кода программирование это не результат, а искусство ради потребности душевной. Ты ведь ненавидишь программы от KNR? Ты считаешь, что это глюкавая ерунда для кривых систем? Написанная не любящими свое дело программистами?

Я кивнул.

- Вот, - русский достал из внутреннего кармана пакет, тут все... Советский паспорт, талон на метафизическую свободу, билеты на самолет компании "Аэрофлот". Добро пожаловать в прошлое!

- Зачем вы повернули свое развитие вспять? - я уже знал, что соглашусь. Соглашусь на предложение этого спокойного человека. Мне нечего тут терять, кроме преследования полиции и дешевых "сникерсов" на ужин.

- Потому что, - русский немного подумал, - ничто не имеет значения, кроме истинной свободы. Если в джунглях дышится легче, почему бы туда не вернуться? Мы не тратим ресурсы своей страны на развитие никому не нужных прибамбасов для жалкой человеческой тушки. Единственная ценность - внутренний мир, если хочешь - душа. Мы движем техногенную цивилизацию назад, чтобы высвободить мощности для совершенствования себя изнутри. Мы это называем "работой над ошибками". Кто-то - "поиском метафизической свободы". Тебе об этом рассказывал Кевин? Не так ли?