- Хорошо, но...
- Через два часа, - бросила Ева и прыгнула в свою машину. Ей было необходимо побыть дома, чтобы немного успокоиться и собраться.
* * *
С восьмилетнего возраста Ева старалась, безжалостно ломая себя, заблокировать свое подсознание, изо всех сил загоняла внутрь мерзость, которая случилась в ее жизни. Она стремилась начать жизнь с чистого листа, написать на ней новую судьбу, кровью выводя строку за строкой. Но она хорошо знала чувство, когда эта мерзость вырывается из своего логова и начинает грызть ее душу и тело. Ева прекрасно понимала нынешнее состояние Карли. Знала, через что ей придется пройти, чтобы научиться жить с этим.
Дикая головная боль бушевала, как торнадо, в ее мозгу, когда она подъехала к воротам своего дома. Глаза были полны боли и ужаса, к горлу подступала противная липкая тошнота. Но она приказала себе собраться. Собраться и спокойно войти в дом.
- Лейтенант... - начал Соммерсет, увидев ее.
- Не трогай меня.
Ева пыталась говорить спокойно, но дрогнувший голос выдал ее. Неся себя, как стеклянный сосуд, из которого нельзя до времени выплеснуть ни капли ненависти и мерзости, она поднялась наверх. Ей казалось, что, если удастся просто полежать хотя бы час, с ней все будет в порядке. Но организм подвел ее. Она бросилась в туалет и упала на колени. Ее рвало.
Когда в желудке уже ничего не осталось, не имея сил встать, Ева растянулась на коврике. Очнулась она, почувствовав холод на лбу. Блаженный холод.
- Рорк, оставь меня в покое.
- Не сейчас.
Она попыталась отвернуться от него, но он обнял ее.
- Я сейчас без сил...
- Вижу, дорогая.
Ева ощущала себя хрупкой, как стеклянная ваза, когда Рорк поднял ее на руки и отнес в постель. Пока он снимал с нее туфли и накрывал одеялом, ее начало трясти.
- Мне хотелось прийти домой.
Он ничего не сказал, лишь плотнее закутал ее в одеяло и поцеловал в лоб. Лицо Евы было настолько бледным, что на его фоне черные круги под глазами выглядели как дыры. Когда он приблизил стакан с какой-то жидкостью к ее губам, она резко отвернулась.
- Нет! Никаких транквилизаторов, никаких снотворных.
- Это чтобы остановить тошноту. Ну, выпей. - Он отвел прядь ее густых волос со лба, решив, что ему придется влить лекарство ей в горло насильно. - Ничего другого. Я обещаю.
Она выпила, потому что в желудке опять начались жжение и судороги, а в горле все жгло и скребло, как будто она проглотила ежа.
- Я не знала, что ты дома. - Внезапно слезы, которые последние часы жгли ей грудь, хлынули из глаз. - Рорк! О боже!
Она крепко прижалась к нему, пытаясь зарыться в теплой груди родного и по-настоящему близкого человека. Все ее маленькое тело трясло в лихорадке, и он прижал ее сильнее к себе.
- Расслабься. Что бы это ни было, пусть оно выходит из тебя.
- Мне противно то, что со мной происходит! Я ненавижу себя за это!
- Ш-ш-ш. Все равно ведь уже произошло, и с этим ничего не поделаешь.
Ева повернула голову, прижалась щекой к его плечу и, не открывая глаз, все ему рассказала.
- Я знаю, что сейчас с ней творится. - Ей становилось легче, слабость постепенно проходила. - Я знаю, что она чувствует. И я видела себя в ней, когда она смотрела на меня!
- Ева, никто не знает лучше нас с тобой, сколько в мире мерзости. Ты сделала то, что должна была сделать.
- Я могла бы...
- Нет.
Он откинулся назад, повернув ее голову к себе, и теперь Ева могла видеть его глаза. В них не было жалости, которую она ненавидела. В них не было сочувствия, которое ее бесило. В них было просто понимание.
- Ты не могла. Кто-нибудь другой - может быть, но не ты. Тебе необходимо было точно знать, так ведь? Ты должна была быть уверена, что она не знала, кем он ей приходился. Теперь ты точно знаешь.
- Да, теперь я знаю точно. Никто на свете не сможет сыграть такие чувства. У нее перед глазами постоянно прокручивались сцены их близости. Кадр за кадром...
- Стоп! Ты ничего не можешь изменить здесь. Так или иначе, она найдет для себя выход.
- А вдруг нет?! - Она закрыла глаза. - Я наорала на Пибоди...
- Она переживет это.
- Я полностью потеряла самообладание и орала прямо на улице! Я почти...
- Но ведь ты этого не сделала. - Он слегка потряс ее, чтобы она немного пришла в себя. - Не серди меня, Ева. Почему ты должна доводить себя до такого состояния? Ты не спала почти тридцать часов. Ты подошла к такой фазе расследования, когда оно сильно ранит самого следователя. Большинство людей на твоем месте просто убежали бы от ужаса, с которым столкнулись, или сошли с ума. С тобой не произошло ни того, ни другого.
- Я развалилась на части.
- Нет, Ева. Ты обожглась и заблокировала свое сознание. - Он прикоснулся губами к ее лбу. - Потом ты пришла домой. Прилегла немного. Закрой глаза и выброси все из головы.
- Мне не следовало тебя прогонять. Я не хотела этого делать...
- Это все равно вряд ли получилось бы. - Глубокая внутренняя убежденность в его голосе заставила ее улыбнуться. - Я никогда не оставлю тебя одну. И ты это прекрасно знаешь.
- Да, я знаю. И я хочу, чтобы ты был рядом. - Она просунула руку ему под рубашку, прежде чем он успел отстраниться. - Мне необходимо, чтобы ты был. И ты есть. - Она потянулась к нему губами, ища поцелуя. - Рорк!
- Тебе надо поспать.
- Я чувствую себя пустой, и мне это не нравится. - Она стала гладить его по спине под рубашкой. - Наполни меня чем-нибудь. Пожалуйста.
Рорк знал, что любовь заполнит все пустоты и щели, какими бы глубокими они ни были. И он сделает это для нее - и для себя. Нежно и терпеливо.
Он целовал ее, пока не почувствовал, что она полностью расслабилась и ни о чем больше не думает. Его нежные сильные руки летали над ней, как крылья, проникая под блузку и поглаживая ее грудь, а затем замирали на время очередного поцелуя. И когда она тяжело задышала, когда ее тело бессильно откинулось на подушки, он раздел ее - без единого слова или требовательного жеста его губы повторяли путь его пальцев, ощущая, как все сильнее бьется у нее сердце.
Ева полностью раскрылась перед ним, чего никогда не делала раньше. Только перед ним она могла лежать вот так - абсолютно голой. Она обнажала для него все: тело, сердце и мозг. И при этом знала и верила, что и он делает то же самое.