Вскоре я очутился среди причудливых холмов, перемежавшихся со скалами и своим характером напоминавших отроги Анд. Холмы эти были совершенно лишены всякой растительности. Хотя я уже успел убедиться, что Марс населен пресмыкающимися и даже людьми — если пещерного циклопа можно было назвать человеком, — тем не менее до сих пор я еще не встречал ни малейшего признака растительности. Я начал уже падать духом, когда вспомнил о длинных красных полосах воды, виденных мною во время полета.

Надежда снова пробудилась в моем сердце. Если я буду неуклонно продвигаться вперед, должен же я добраться до границ цивилизованной области, расположенной по берегам каналов? Неправильно было бы судить о Марсе только по глухим холмам и безотрадным пустыням, которые я до сих пор видел. Житель Марса, очутившись в австралийских пустынях или в ущельях Тибета, точно так же не мог бы составить себе правильного представления о Земле.

Однако, что такое наши самые свирепые и кровожадные животные по сравнению с гигантскими представителями фауны Марса? Внезапно меня осенила страшная мысль. А что если планета Марс впала уже в старческую дряхлость? Быть может, каналы — не что иное, как следы умершей культуры? Быть может, мне предстоит увидеть печальное зрелище заката и гибели цивилизации на Марсе? Возможно также, что планета представляет собою гигантское кладбище. Я подумал о неуклюжих, похожих на медведей, чудовищах, проползавших мимо меня в туннеле. Неужели же на Марсе царят гигантские ящеры, подобные тем, которые на заре веков владычествовали на Земле, или же безобразные гиганты, вроде двуглавого хозяина полной черепов пещеры?

Как бы там ни было, трудно было надеяться на спасение.

Днем, в ярких согревающих лучах солнца, можно смело и бодро глядеть в лицо самым невероятным опасностям. Но каково здесь ночью, в слепом враждебном мраке, среди неведомых холмов? Впрочем, даже яркий дневной свет не изгладит из души воспоминаний о пережитом под землей: о чудовищной кладовой гиганта, о хрустящих под ногами черепах…

Размышляя таким образом, я не заметил, как очутился у подножия невероятно крутой, почти отвесной горы. Подъем оказался настолько тяжел, что мне пришлось отложить свои размышления до более подходящего момента. Никогда не приходилось мне совершать такого утомительного и опасного восхождения. Измученный голодом, сгибаясь под тяжестью ноши, я выбивался из последних сил. Думаю, на Земле такой подъем был бы невозможен, но на Марсе естественная энергия организма удваивается и соответственно уменьшается утомляемость. В конце концов, я добрался до вершины горы, и передо мной развернулась такая необычайная панорама, что я невольно испустил крик изумления.

Я находился на краю скалистого плато. Кругом простиралась красная выжженная пустыня, ослепительно сверкавшая в солнечных лучах. Каменистый остров, высившийся в песчаном океане, имел около десяти миль в окружности. Зловещие красные лучи заливали кроваво-черную поверхность скал, и молчание тяжелым саваном окутывало окрестности. Утомленным глазам негде было отдохнуть: ни клочка тени, ни одного мягкого контура, ничего, кроме безжалостного, свирепого пламени, заливавшего песчаные волны и дикие скалы.

Мысли путались у меня в голове. Мне казалось, что я приблизился к грани небытия. Вот-вот прорвется завеса алого света, и я стану свидетелем каких-то жутких тайн…

Очнувшись от своего странного полузабытья, я продолжал путь на север в надежде найти убежище от мучительного слепящего света.

Вскоре у меня снова вырвалось восклицание изумления. Мои глаза, привыкшие к странной окраске неба, четко различали в ясном воздухе предметы, находящиеся на огромном расстоянии от меня. На горизонте я заметил полосу мягкого красного света, контрастировавшего с жгучей алостью неба и знойной желтизной песков,

Я вынул бинокль и скоро разглядел темную полосу растительности и мерцание воды. Конечно, я понимал, что на таком большом расстоянии легко было впасть в ошибку, кроме того, это мог быть мираж. Во всяком случае, приятнее было бы погибнуть в поисках пищи, чем умереть жестокой смертью на безнадежных скалах. Мне показалось, что у меня хватит силы пересечь пустыню.

А что потом? Есть такие вещи, о которых лучше не думать заранее. Так было и в данном случае. Я решил немного поспать и отправиться в путь с заходом солнца. За весь день я ни разу не прилег, напуганный событиями прошлой ночи. По моим расчетам выходило, что, идя полным ходом, я смогу достигнуть места своего назначения на восходе солнца. Во всяком случае, к этому времени я уже буду знать, действительно ли я видел растительность или же сделался жертвой миража. Я растянулся на скале с горячей надеждой проснуться там же, где лег, а не во внутренностях какого-нибудь летающего ящера. Несмотря на свои опасения, я вскоре крепко заснул.

Когда я проснулся, солнце уже спускалось над пустыней, и тянувшаяся до горизонта песчаная равнина казалась гигантской огненной хартией. Недвижно застыли пески в тихом вечернем свете. Алое солнце раскидало по облакам чудесные золотые и багряные лучи. Мало-помалу в небесах воздвигся сказочный город, опоясанный алыми стенами и пылающий золотом минаретов. На западе поднимались обе луны и заливали облако волшебным серебристым светом. Внезапно я увидел нечто, доставившее мне больше радости, чем самые прекрасные земные или марсовые пейзажи. На севере близ линии горизонта ясно обозначалась сияющая полоса красной воды и темные пятна растительности. Сомнений быть не могло: там находился канал. Сильно обрадованный, я выхватил бинокль и ясно рассмотрел линию деревьев и мерцание воды. Мне показалось, что жизнь и цивилизация шлют мне привет через дикую пустыню.

Однако передо мной был еще долгий путь, и пора было отправляться. Я повернулся, чтобы подобрать ружье, — и отступил в ужасе. На краю скалы, в каких-нибудь двадцати ярдах от меня, стояло волосатое чудовище. Повернувшись ко мне спиной, оно пристально смотрело на заходившее солнце. Чудовище напоминало одновременно и медведя и гориллу. Меня поразило, что оно стояло на задних лапах. Присмотревшись, я уловил в структуре его тела отдаленное сходство со строением тела человека. Животное как-то странно размахивало лапами. Неуклюже раскачиваясь, как это делает медведь, оно наклонилось над пропастью. На мгновенье я подумал, что животное упадет, однако оно вовремя отступило назад. В течение пяти минут я наблюдал зверя, который все время стоял ко мне спиной и, казалось, не замечал моего присутствия. Затем он повернулся и пошел прямо на меня. Его походка своей неуверенностью напоминала мне походку подземных марсовых чудовищ. Взмахнув несколько раз ружьем, я заметил, что животное было или слепо, или крайне близоруко. Несколько мгновений я колебался, не зная, стрелять ли мне в него или пропустить его мимо себя. Казалось, животное не замечало меня. Приблизившись ко мне на расстояние шести футов, оно остановилось и начало тяжело, по-медвежьи сопеть. Затем оно поднялось на задние лапы и уставилось на меня своими огромными белыми глазами, очень высоко расположенными на лбу. Невозможно сравнить этого зверя ни с одним земным чудовищем. Попробуйте себе представить помесь гориллы с пещерным человеком, прибавьте сюда еще ухватки медведя, и вы получите отдаленное представление о марсовом пещерном жителе. Ростом животное было приблизительно с меня, но объемом своего туловища превосходило всех земных обезьян. Густая рыжеватая шерсть покрывала его с ног до головы. Из пасти угрожающе высовывались два огромных клыка. Животное странно покачивалось на ногах и, казалось, готово было упасть. Я рассмотрел под его шерстью огромные надувшиеся мускулы, напоминавшие узлы на стволе дуба.

Постояв в нерешительности несколько мгновений, животное тяжело двинулось на меня, вытянув перед собой лапы. Совсем как слепой человек, который нащупывает перед собой путь, — промелькнуло у меня в голове. Как известно, в момент опасности наша мысль нередко цепляется за мелочи и неожиданно улавливает смешную сторону вещей. Наступил решительный миг. Либо пан, либо пропал. Я нажал курок. Выстрел был великолепен. Пуля попала прямо в выпученный глаз чудовища и пронзила его скудные мозги.