***
Режиссер театра имени Моссовета Андрей Житинкин вспоминает: - Это было на репетиции последнего спектакля Фаины Георгиевны "Правда хорошо, а счастье лучше" по Островскому. Репетировали Раневская и Варвара Сошальская. Обе они были почтенного возраста: Сошальской - к восьмидесяти, а Раневской - за восемьдесят. Варвара была в плохом настроении: плохо спала, подскочило давление. В общем, ужасно. Раневская пошла в буфет, чтобы купить ей шоколадку или что-нибудь сладкое, дабы поднять подруге настроение. Там ее внимание привлекла одна диковинная вещь, которую она раньше никогда не видела - здоровенные парниковые огурцы, впервые появившиеся в Москве посреди зимы. Раневская, заинтригованная, купила огурец невообразимых размеров, положила в глубокий карман передника (она играла прислугу) и пошла на сцену. В тот момент, когда она должна была подать барыне (Сошальской) какой-то предмет, она вытащила из кармана огурец и говорит: - Вавочка (так в театре звали Сошальскую), я дарю тебе этот огурчик. Та обрадовалась: - Фуфочка, спасибо, спасибо тебе. Раневская, уходя со сцены, вдруг повернулась, очень хитро подмигнула и продолжила фразу: - Вавочка, я дарю тебе этот огурчик. Хочешь ешь его, хочешь - живи с ним.
***
Вере Марецкой присвоили звание Героя Социалистического Труда. Любя актрису и признавая ее заслуги в искусстве, Раневская тем не менее заметила: - Чтобы мне получить это звание, надо сыграть Чапаева.
***
- Меня так хорошо принимали, - рассказывал Раневской вернувшийся с гастролей артист N, - я выступал на больших открытых площадках, и публика непрестанно мне рукоплескала! - Вам просто повезло,- заметила Фаина Георгиевна. На следующей неделе выступать было бы намного сложнее. - Почему? - Синоптики обещают похолодание, и будет намного меньше комаров.
***
Идет обсуждение пьесы. Все сидят. Фаина Георгиевна, рассказывая что-то, встает, чтобы принести книгу, возвращается, продолжая говорить стоя. Сидящие слушают и вдруг: - Проклятый девятнадцатый вас, проклятое воспитание: не могу стоять, когда мужчины сидят, - как бы между прочим замечает Раневская.
***
- Дорогая, сегодня спала с незапертой дверью. А если бы кто-то вошел всполошилась приятельница Раневской, дама пенсионного возраста. - Ну сколько можно обольщаться,- пресекла Фаина Георгиевна излияния собеседницы.
***
- Фаина Георгиевна! Что ж вы не спрашиваете, как я живу? - Роза, как вы живете? - Ой, и не спрашивайте!
***
- Почему женщины так много времени и средств уделяют внешнему виду, а не развитию интеллекта? - Потому что слепых мужчин гораздо меньше, чем глупых.
Глава VI
Мули, или Веселье в аду
Во время эвакуации Ахматова и Раневская часто гуляли по Ташкенту вместе. "Мы бродили по рынку, по старому городу - вспоминала Раневская. За мной бежали дети и хором кричали: "Муля, не нервируй меня". Это очень надоедало, мешало мне слушать Анну Андреевну. К тому же я остро ненавидела роль, которая принесла мне популярность. Я об этом сказала Ахматовой. "Не огорчайтесь, у каждого из нас есть свой Муля!". Я спросила: "Что у вас "Муля"? "Сжала руки под темной вуалью" - это мои "Мули",- сказала Анна Андреевна.
***
Раневская спешила увидеть смешное - и тем защититься от реальности. Можно сказать, что она умудрилась сотворить из собственной жизни комический "ужастик" и сыграть в нем лучшую свою роль.
***
Раневская рассказывала, что когда Ахматова бранила ее, она огрызалась. Тогда Ахматова говорила: - Наша фирма - "Два петуха!"
***
В эвакуации в Ташкенте Раневская взялась продать кусок кожи для обуви. Обычно такая операция легко проводится на толкучке. Но она направилась в комиссионный магазин, чтобы купля-продажа была легальной. Там кожу почему-то не приняли, а у выхода из магазина ее остановила какая-то женщина и предложила продать ей эту кожу из рук в руки. В самый момент совершения сделки появился милиционер - молодой узбек,- который немедленно повел незадачливую спекулянтку в отделение милиции. Повел по мостовой при всеобщем внимании прохожих. - Он идет решительной, быстрой походкой - рассказывала Раневская, а я стараюсь поспеть за ним, попасть ему в ногу и делаю вид для собравшейся публики, что это просто мой хороший знакомый и я с ним беседую. Но вот беда: ничего не получается - он не очень-то меня понимает, да и мне не о чем с ним говорить. И я стала оживленно, весело произносить тексты из прежних моих ролей, жестикулируя и пытаясь сыграть непринужденную приятельскую беседу... А толпа мальчишек да и взрослых любителей кино, сопровождая нас по тротуару, в упоении кричала: "Мулю повели! Смотрите, нашу Мулю ведут в милицию!" Они радовались, они смеялись. Я поняла, они меня ненавидят! И заканчивала со свойственной ей гиперболизацией и трагическим изломом бровей: - Это ужасно! Народ меня ненавидит!
***
Раневская передавала рассказ Ахматовой. - В Пушкинский дом пришел бедно одетый старик и просил ему помочь, жаловался на нужду, а между тем, он имеет отношение к Пушкину. Сотрудники Пушкинского дома в экстазе кинулись к старику с вопросами, каким образом он связан с Александром Сергеевичем. Старик гордо объявил: - Я являюсь праправнуком Булгарина.
***
В январе 1940 года Анна Андреевна Ахматова опубликовала теперь уже зацитированные до дыр великие строчки: Когда б вы знали, из какого сора Растут стихи, не ведая стыда, Как желтый одуванчик у забора, Как лопуха и лебеда. И тогда же в сороковом году их должны были прочитать по радио. Но секретарь Ленинградского обкома по пропаганде товарищ Бедин написал на экземпляре стихотворения свою резолюцию: "Надо писать о полезных злаках, о ржи, о пшенице, а не о сорняках".
***
Раневская передавала рассказ Надежды Обуховой. Та получила письмо от ссыльного. Он писал: "Сейчас вбежал урка и крикнул: "Интеллигент, бежи скорей с барака. Надька жизни дает". Это по радио передавали романсы в исполнении Обуховой.
***
В 1954 году советское правительство решило сделать большой подарок немецкому народу, возвратив ему его же собственные сокровища Дрезденской галереи, вывезенные во время войны как самый дорогой трофей. Но правительство решило сделать и еще один красивый жест - спустя почти десять лет после победы показать эти сокровища своему народу. В Москве люди сутками стояли в очереди в Пушкинский музей, чтобы посмотреть на картины великих мастеров, среди которых была "Сикстинская мадонна" Рафаэля. Рассказывают: возле "Сикстинской мадонны" стоят две шикарно одетых дамы, и одна обращается к другой: - Не понимаю, что все так сходят с ума и чего они в ней находят... Случайно оказавшаяся рядом Фаина Георгиевна так на это отреагировала: - Милочка! Эта дама столько веков восхищала человечество, что теперь она сама имеет право выбирать, на кого производить впечатление.