Второй монах выглядел сильно уменьшенным подобием Микки Рурка в фильме про ирландских террористов. Молодой, симпатичный, но какой-то совсем не мужественный, тем не менее, он выглядел опасным. Так опасна гремучая змея или мелкая собачка, натренированная по схеме "укуси и отскочи".
Оба персонажа вошли в пространство между решетками, большой монах пошевелил губами и задняя решетка опустилась, острые пики, которыми увенчивались нижние концы вертикальных прутьев, вошли в углубления в полу и решетка снова стала несокрушимой стеной, отделяющей тамбур от остального здания. Похоже, что эта решетка управляется магией. А значит, чтобы выбраться отсюда, нужно подобрать заклинание... нет, мне отсюда точно не выбраться.
Большой монах хмуро посмотрел на меня исподлобья и зашептал что-то неразборчивое. Крест отметил, что творимая волшба вредоносна и направлена на меня, но недостаточно сильна, чтобы крест не смог ее нейтрализовать. Я поинтересовался, что это за волшба, но крест сообщил, что этот вопрос выходит за рамки его компетенции.
"А ведь это выход", - подумал я и медленно опустился на четвереньки, состроив обиженное лицо. Далее я представил себе, что я - Рэмбо, которого пытают враги и скорчил несколько соответствующих гримас, после чего расслабленно улегся на пол.
- Он притворяется, - сообщил маленький монах мягким и мелодичным тенором.
Воцарилось напряженное молчание. Потом большой спросил:
- Ты уверен?
- Уверен.
- Попробуй ты.
Неразборчивый шепот. Голос маленького:
- Нет, ничего не получается. На него не действует слово.
- Темный святой? - саркастически усмехнулся большой.
- Надеюсь, что нет. Может, у него амулет...
- Тогда пойдем отсюда. Кто его знает, на что он способен. Думаю, владыка не рассердится, когда я ему доложу. Случай слишком серьезный.
Снова шепот и я услышал, как дальняя решетка поднимается.
- А ты куда собрался? - рявкнул серый.
- Я... а... а что... - запищал Семка.
- А то! Пока смена не кончилась, стой здесь! А потом...
- Отец Амвросий, - вмешался маленький монах, - устав запрещает накладывать взыскания на часового.
- ... после узнаешь, - закончил мысль большой.
И они удалились. Я открыл глаза и сел. Семка стоял, прижавшись спиной к дальней решетке, он смотрел на меня расширенными от страха глазами и его нижняя челюсть заметно тряслась.
13.
Следующий час оказался не столь богат событиями. Я прогулялся по коридору, в котором был заперт, и заглянул во все комнаты, благо у одного из амбалов из кармана выпала связка ключей. Все комнаты оказались стандартными помещениями для допросов, в каждой имелся стол со стулом, скамьей и письменным прибором, обитая железом дверь, зарешеченное окно под потолком и больше ничего.
Оба красных брата были живы. Тот, кого я уложил первым, чувствовал себя совсем плохо, похоже, я серьезно повредил ему череп, когда ударил его ногой, чтобы не дергался. У нас во взводе санитаром был парень, который на гражданке тоже работал санитаром в травматологическом отделении какой-то больницы, он рассказывал, что в таких случаях делают рентгеновский снимок мозга, определяют, где произошло кровоизлияние, а потом в нужном месте черепа просверливают дыру и откачивают кровь специальным устройством вроде большого шприца. А в особо запущенных случаях в черепе сверлят дырки по всей окружности, потом снимают скальп, срезают верхушку черепа циркулярной пилой и вправляют мозги в самом прямом смысле из всех возможных. Он еще рассказывал, как у них в больнице один пациент, хорошо приложившийся башкой по пьяни, потом, когда отошел от наркоза и протрезвел, решил, что находится в вытрезвителе, и поперся на пост к медсестрам качать права, вырвав при этом все капельницы, когда вставал с постели. Брр... Жутко, конечно, но, скорее всего, в этом мире медицина до такого уровня еще не доросла, а значит, этот монах - не жилец.
Второй красный брат, судя по всему, отделался легким сотрясением мозга. Когда я зашел в комнату, где меня допрашивали, этот тип стрельнул глазами в сторону валяющейся на полу дубинки, но благоразумно решил не лезть на рожон. И правильно сделал.
- Ну что, оклемался, болезный? - спросил я.
- Оклемался, - мрачно проговорил болезный.
- Как зовут-то тебя?
- Степаном.
- А меня - Сергеем. Будем знакомы, стало быть.
На лице Степан явственно читалось, что новому знакомству он совершенно не рад. Я его понимаю.
- Скажи мне, Степан, - начал я, - а где это мы находимся?
- Нешто сам не знаешь? - удивился Степан.
- Не знаю.
- Матросская тишина это.
- Надо же! - удивился я. - А я думал, Донской монастырь.
Степан посмотрел на меня, как на идиота.
- А вот еще что, - спросил я, - почему у вас, монахов, у всех рясы разноцветные? У тебя с товарищем рясы красные, у пацана, что на часах стоит коричневая, у этого, - я показал на раздетый труп, - серая была?
- Коричневая раса - послушник или чернец, стало быть, - Степан говорил с крайне удивленным выражением, видимо, он объяснял мне азы, известные здесь каждому ребенку, - черная - монах-воин, серая - монах-келейник, фиолетовая - меч господень.
- А красная?
- Красная - плеть господня.
- Палач, что ли? И много вас тут таких плетей?
- Да почитай, что вся обслуга тюремная.
- А серые - это следователи?
- Следователи носят серое или черное.
- Понятно...
Второй палач резко сел и его обильно вытошнило.
- Надо бы его вытащить отсюда, да к врачу, - сказал я, - жалко человека.
- Разве ты умеешь решетку поднимать?
- Нет. А ты?
- Кто бы мне слово доверил... Нет, не вытащить нам его. Да и зачем? Все одно не жилец.
- А если волшебством там или молитвой...
- Кто же ради него бога просить станет? Нет, Андрюшка теперь не жилец, ты его славно приложил.
- А что мне делать оставалось?
- Не дергаться. Ты уж извини, добрый человек, но ты тоже уже не жилец. Знаешь, что за убийство келейника бывает?
- Видел уже. Всю деревню вырезают.
- Вот именно. Ты бы лучше поясок от рясы взял бы да и повесился бы. Чего тебе терять, душа все равно загублена, а так родных спасешь.
- До моих родных им не добраться.
- Зря ты так говоришь. Устроят тебе зеленый лист - сам все и расскажешь. Только не будет тебе зеленого листа, для тебя и дыбы хватит, ты уж поверь мне.