- Может, лучше вернуться к прежнему?

- Нет. Это уже невозможно. Меня ужас охватывает от всего, что я творил до сего дня.

- Тогда слушай второе изречение мудреца:

ТОЛЬКО ТОТ ПОСТИГНЕТ СЛОВА МУДРОСТИ, КТО ПОЛЮБИЛ МУДРЕЦА, ГОВОРЯЩЕГО ИХ.

Если нет любви к мудрецу, слова его покажутся пустыми и мудрость представится мусором.

- Так ты уже понял, Сутасома, что я полюбил тебя? - спросил Калмашапада. - Но как мне жить теперь? Послушай, возьми меня в свое войско, сделай военачальником, тебе пригодятся мои сила и свирепость. А я буду счастлив отдать за тебя мою жизнь, потому что она стала мне тяжела.

- Нет, друг мой, - ответил Сутасома. - Если прежняя твоя жизнь тебя ужасает, то тебе следует выбрать самое трудное. Если хочешь узнать, что это такое, то послушай третье изречение мудреца:

ПО-НАСТОЯЩЕМУ ЛЮБИТ ТОЛЬКО ТОТ, КТО ОТДАЕТ ЖИЗНЬ ЛЮБИМОМУ НЕ ОДИН РАЗ, А СТО ТЫСЯЧ РАЗ.

- Как это возможно?

- А вот как: легче однажды совершить геройский подвиг и пасть, чем каждый день и час жить так, чтобы не стыдиться ни одного своего поступка, ни одной мысли.

- Ну этого я не смогу, - поник сын Судасы. - Ведь я - не ты. Во мне течет звериная кровь. Могу ли я поручиться, что никогда не рассвирепею и не разорву на куски какого-нибудь злодея, особенно если он причинит зло тебе, о звезда среди царей!

- Ты правдив, - сказал Сутасома, - так выслушай последнее изречение:

ПОБЕЖДАТЬ ДРУГИХ - ЭТО ДОБЛЕСТЬ ЗВЕРИНАЯ;

ПОБЕЖДАТЬ САМОГО СЕБЯ - ВОТ ДОБЛЕСТЬ ЧЕЛОВЕКА.

Ты уже понял человеческую мудрость. Отважишься ли на человеческую доблесть?

Калмашапада молчал. Он понял: прежде, чем обещать, он должен быть уверен, что выполнит обещание. Рассказывают, что он долго жил после этого, даже пережил Сутасому. Но до конца своих дней он каждый вечер и каждое утро спрашивал: "Ты доволен мною, Сутасома? Так ли я поступал, как ты хотел?"

СКАЗКА О ЧУДЕ ИЛИ ЗОЛОТАЯ ФЛЕЙТА.

Это сказки о самом начале, о встрече,

по почему-то мне надо поместить ее здесь,

в конце сказок о Томе и Старой Девочке.

И я посвящаю эту сказку

памяти Ларисы Тулис.

Говорят, чудес не бывает.

Что вы! Вы можете так говорить только до тех пор, пока не услышали Золотой Флейты. А кто Флейту услышал, с тем случится чудо.

Ее деревья слышат и потому растут. Ее солнце слышит и потому восходит. И заходит, потому что Флейта велит. И заря разливается, потому что слышит Флейту. И звезды зажигаются потому же...

Да, и мы сами на свет появляемся по Ее зову. Раз душа родилась, значит расслышала Флейту. Расслышала, а потом забыла. А если снова расслышит, то тут же и увидит чудо. Хотя она увидит этот самый мир и ничего другого. Но разве чудо - это что-нибудь другое, а не этот самый мир?

Кто расслышит Флейту, тому ничего другого уже будет не надо, потому что этот мир раскроется, как волшебная шкатулка, и загорится вечным огнем. И сверкнут самоцветы из самого сердца мира и обожгут сердце человека. И он будет всем говорить, что есть вечный свет, а все будут хлопать глазами и спрашивать его: "Где?" Ну да, чтобы мир раскрылся, как волшебная шкатулка, надо, чтобы раскрылось твое сердце. И тогда ты ясно расслышишь голос: разве можно видеть этот мир и не быть счастливым? Видеть и не любить... Ну, а кто расслышал, тот что - уже все нашел, и его сказка пришла к счастливому концу?

Что вы! К какому концу! Не к концу, а к началу. Его сказка только начинается. Кто не слышал Флейты, тот еще и к началу не подошел. А кто услышал, вот тот-то и начинает свою сказку. Ту самую Сказку о Чуде, или о Золотой Флейте.

Когда Том в первый раз услышал Флейту, он увидел такое сияние, как будто весь мир просверкал тысячью маленьких граненых солнц.

И вдруг - все исчезло.

Был лес. Было озеро. По озеру плыла лебедь, спокойная, белоснежная, невозмутимая. Деревья отражались в воде. Но сияния не было. И только одно золотое пятнышко задрожало в кустах, как последняя искра. Что это? Луч солнца? Нет, небо было пасмурным. Но вдруг выбежал из кустов и стал отчетливо виден на темном зеленом фоне

маленький совершенно золотой олень. Он застыл, как вкопанный, и так и стоял, как остановившееся золотое мгновение.

Том подошел к нему совсем близко. И вот - никакого оленя, а в кустах на ветке висит Золотая Флейта. Флейта как флейта, только совершенно золотая.

И вдруг - голос:

- Это тебе. Только ты не должен играть на ней самовольно, а только по Моему зову.

Это сказал великий невидимый флейтист. Это Он подарил Тому Флейту. Нет, не свою, конечно. Его Флейта такая же, великая и невидимая, как Он сам. А та, что Он подарил - маленькая, видимая, но точно такая же.

- А когда же Ты позовешь? - спросил Том.

- Жди и услышишь.

Том стоял с Флейтой в руках и не мог сдвинуться с места. Стоял до тех пор, пока на потемневшем небе не стали появляться далекие звезды, то серебряные, то золотистые, то с синим отливом. Он стоял, стоял и вдруг почувствовал, что ему становится тепло (только тогда понял, что раньше продрог). Тепло, уютно, тихо. Оглянулся и увидел, что на земле, под деревом, на котором висела Флейта, лежат несколько сгрудившихся вместе небольших небесных звездочек или звездных осколков золотого цвета. Да нет, это, оказывается, был костер. Он как будто появился из самой глубины земли, и Тому почудилось, что этот костер раньше был так же далеко в глубине, как далеко в высоте - звезды. А теперь горит у самых ног. А около него сидят четыре маленьких тихих человечка и смотрят, не мигая, в огонь.

Гномы... У вечного огня. То, что этот огонь вечный, Том почувствовал сразу. Он никогда не погаснет.

Стало до того тихо, что можно было расслышать шорох звезд. И вот в этой-то тишине родился далекий звон. Звон, начавшийся на звезде, достиг до сердца, и Том понял, что сейчас, вот сейчас он должен взять свою флейту. И взял. И те самые звуки, под которые мир раскрывался, как волшебная шкатулка, вышли из его собственной флейты... Те самые звуки... Их ни с чем не спутаешь. Да, и мир снова раскрывается, как под мелодию Невидимой Флейты. И - что-то засветилось в глубине озера. Зелено-синее сияние отливало золотым и розово-сиреневым. Оно звало все глубже, глубже. И вот высветилась изнутри большая розовая раковина. И из ее таинственного узора возникла девушка. Черты ее были неясны, но совершенно ясно было, что все сияние излучают ее глаза, и беззвучный голос говорил: "Неужели можно видеть это и не быть счастливым? Видеть это и не любить..."