И мы, сраженные тоской,

Струим, увы! над ними слезы!

Как часто арф веселых звон,

Гимн брачный и покров венчальный

Сменяют пенье похорон

И гроб и саван погребальный!

Светило дня нас в счастьи зрит,

Пируем, нектар пьем кипучий

Но месяц, всплывший из-за тучи,

Могильный дерн наш серебрит!..

VI

И к сельмским башням вековым,

Зеленым плющем перевитым,

Цветными флагами покрытым,

С младым товарищем своим

Кальфон притек. Надежды полный,

Он зрит с восторгом Аты волны,

Холмы, окрестные места,

И, полный радости, в врата

Решетчатые, позлащенны,

На обе полы растворенны,

Стремя кругом веселый взор,

Он входит на широкий двор...

Везде все тихо, пусто; мнится,

Что замок будто нежилой:

Не верит взору вождь младой

И трепет в грудь ему теснится,

Предвестник бедствия немой.

И все в нем тайный страх су губит:

На башне страж в свой рог не трубит,

Пес верный цепью не брянчит,

И дева милая Эрина,

Сальгара дочь, Эвираллина,

К нему навстречу не спешит.

В пустых чертогах ветер рыщет

И в переходах длинных свищет.

И сельмской девы в терему

На цветно-мраморном полу

Лежат - и арфа золотая

И роза с ландышем младая,

Разрывный лук, покров с чела

И в стену вонзена стрела;

И черной пылью занесенны

Сребром сосуды не блестят,

И окна, настежь растворенны,

На петлях бьются и стучат.

"Где, где она, Эвираллина,

Краса пустынная Эрина,

Звезда моя и луч златой?

Кальфон, смятенный, восклицает,

И дико взор его сверкает

Чела под мрачностью густой:

Так огонек перебегает

По мшистым тундрам в мгле ночной.

О друг Гидалл, товарищ мой!

Ужель моя увяла младость?

В чертогах сельмских, где меня,

На благотворный свет маня,

Она, сиянье сердца, радость

Ждала с любовию вдвоем,

Где арфы стройные гремели

И чаши звонкие кипели

Багряно-пенистым вином,

Трапезу обходя кругом

Теперь унынье воцарилось

И запустенье водворилось.

Так друг! в отсутствии моем

Над Седьмой грянул страшный гром

И что-то грозное свершилось!"

VII

"Кальфон! - Гидалл ему в ответ,

Пусть так, твоей невесты нет;

Но грусть ли будет глас обычной?

И сердцу ль храброго прилично

Себя безвременно крушить?

Эвираллина, может быть,

Теперь с подругами своими

Дубрав под сводами густыми

За серной гонится младой,

Прицелясь меткой к ней стрелой.

Ловитвой дева веселится

И скоро в Сельму возвратится".

VIII

"Нет, нет, товарищ мой, Гидалл!

Я ни одной стрелы пернатой,

Рассекшей воздух, не слыхал,

Ни лани на холме рогатой,

Ни серны в поле не видал.

Леса окрестные безмолвны

И тишины унылой полны,

Как замок мой. О друг! скорей

Пойдем к почтенному Алладу,

В его пустынную ограду

Утесов мшистых и камней.

Сей, ветхий жизнию, кульдей,

Пророк таинственный Эрина,

Нам скажет, где Эвираллина,

Куда сокрылася она.

Завеса тайн пред ним сквозна;

Он все постиг, все, вещий, знает

И духом в будущем читает.

Пойдем, Гидалл! пойдем скорей,

Откроет тайну нам кульдей!"

IX

Отшельник сей иноплеменный,

Живый обломок гробовой,

Таинственный и сопряженный

Своею чистою душой

С какой-то тайною страной,

Аллад давно уж поселился

В пустынных Эрина скалах;

Но он в Авзонии {1} родился,

На славных Тибра {2} берегах;

И, ветхий днями, поседелый,

Как древний тополь снежных гор,

Итальи счастливой пределы

Оставил он с тех самых пор.

Как свет, блеснувший в Вифлееме, {3}

Подобно утру гор на теме

Ум разливаться начинал

Лучами по лицу земному

И путь народам озарял

Души к спасению святому;

Когда поклонники Христа,

Борцы под знаменем креста,

Жестоким пыткам подвергались

За веру и надежду их

И в пищу тиграм предавались,

Живые, от владык земных;

В котлах клокочущих кипели,

Иль, с верой в сердце и очах,

Подобно факелам горели

Меж палачей на площадях.

Убогий, дряхлый и смиренный,

Христовым светом озаренный,

Аллад укрылся в Иннисфал.

Там в недре гор и диких скал,

В посте, молитвах, покаяньи

И тайн небесных в созерцаньи

Он жизнь святую провождал

И век свой близкий доживал.

Народ, вожди его любили

И все пророком дивным чтили.

X

"Мир, мир обители твоей!"

Сказал Кальфон, входя под своды,

Рукой сплетенные природы,

Пещеры старцевой. Кульдей,

Гробницы ветхой пыль живая,

На мшистом камне восседая,

Святую хартию читал

И слезы жаркие ронял.

И в келье сумрачной Аллада,

На впадистом уступе скал,

Символ спасенья крест стоял

И ярко теплилась лампада;

И свет лампады упадал

На старца: то переливался

Брады в волнистых сединах,

То отбегал, то отражался

В текущих из очей слезах.

И старец был - весь упованье!

Весь жизнь бесплотная!.. Созданье

Хотя еще в плотских цепях,

Парил он духом в небесах,

Растроганный и умиленный...

"Святой кульдей! Аллад почтенный!

Скалистой житель высоты!

Скажи, что зрел, что слышал ты?

Все, дивный, ведаешь по духу!

Тебе на все сияет свет,

Вещал Кальфон, склонившись к уху

Отступника мирских сует.

Пророк таинственный Эрина!

Скажи мне, где Эвираллина?"

XI

И ветхий житель диких скал

Хранил глубокое молчанье;

Кальфон ответа ожидал

И был - весь трепет и вниманье.

И наконец блестящий взгляд,

Огня исполненный святого,

Подняв на витязя младого:

"Мой сын! - сказал ему Аллад,

Я зрел, стоя скалы на теме,

Сквозь мрак ночной звезду на шлеме

И жало светлое копья

И вопли девы слышал я.

Ревела грозная пучина

При блеске молний в облаках,

Усопших тихая долина

Светилась в ярких огоньках...

Младая горлица Эрина

Теперь у ястреба в когтях!

Я видел сына Рельдурата,

Неумолимого Комлата!

Могуч и смел (ужасен был

Героя взор черно-блестящий!),

В чертоги Сельмы он вступил,

Покрытый стадию гремящей,

И грозным гласом возопил: