Местный секретарь профсоюза врачей Джон Блекберн увлекся деятельностью Кейса. Он сформировал комитет из трех членов, с изумлением присутствовавших на всех сеансах. Американская Генеральная Ассоциация врачей признала способности Кейса и официально разрешила ему давать "психические консультации".
Кейс женился. Как-то раз его восьмилетний сын, Хьюг Линн, играя со спичками, взорвал запас магнезии. Специалисты прочили ему в скором времени полную слепоту и предложили удалить один глаз. В ужасе Кейс начал новый сеанс. Во сне он отказался от операции и предписал двухнедельный курс примочек танниновой кислотой. Для специалистов это показалось безумием. Однако Кейс, раздираемый мучительными противоречиями, все же не посмел ослушаться своих голосов. Через пятнадцать дней Хьюг Линн был здоров.
Однажды, после одной консультации он продолжил сеанс и продиктовал одну за другой еще четыре, очень точных консультации. Было непонятно, кому они предназначались. Все разрешилось через 48 часов: после того, как следующие четверо больных явились на прием.
Во время одного сеанса он прописал лекарство, названное им "кодирон", и указал адрес лаборатории в Чикаго. Туда позвонили по телефону. "Как вы могли услышать о кодироне? Он же еще не пущен в продажу! Мы буквально только что уточнили формулу его состава и придумали название!" Кейс, пораженный неизлечимой болезнью, о которой знал лишь он, умер в день и час, назначенный им заранее: "В пять часов вечера я буду вылечен окончательно"... Вылечен от того, чтобы быть "чем-то другим".
Когда во время сна его спросили о способе, каким он действует, он заявил (как обычно ничего не помня после пробуждения), что он в состоянии вступить в контакт с любым живым человеческим мозгом и использовать информацию, содержащуюся в этом мозгу или в мозгах сразу нескольких людей, для диагноза и лечения предложенных ему случаев. Это был, вероятно, особый разум, пробуждающийся в Кейсе и использовавший все знания человечества, как используют библиотеку, но почти мгновенно или, по крайней мере, со скоростью света или электромагнитных волн. Однако ничто не дает нам возможности объяснить случай Эдгара Кейса тем или иным образом. Единственное, что известно наверняка - это то, что фотограф из маленького городка, не обладающий ни любознательностью, ни культурой, мог по желанию впадать в состояние, в котором его ум функционировал, как ум гениального врача или, вернее, как умы всех врачей мира, вместе взятых.
История третья: Боскович Вот тема для научно-фантастического романа: если релятивисты правы, если мы живем в мире, имеющем четыре измерения, и если бы мы были способны сознавать это - тогда то, что мы называем здравым смыслом, разлетелось бы вдребезги. Авторы-фантасты стараются думать в рамках временипространства. А в плане более глубинного исследования и на теоретическом языке их условиям соответствуют усилия крупных физиков и математиков. Но способен ли человек думать в четырех измерениях? Ему потребовалось бы другое строение ума. Приберегается ли такое строение для человека, который будет жить после людей, для существа будущей мутации? И не существует ли уже среди нас этот "постлюдской" человек? Романисты-фантасты заявили об этом. Но ни Фан Фогт в своей прекрасной фантастической книге о "Сланах", ни Стрюжен в своем описании "Более, чем люди" не осмелились вообразить такого сказочного персонажа, каким был Роже Боскович.
Мутант? Путешественник во времени? Внеземное существо, скрывающееся за обликом этого таинственного серба? Боскович родился в 1711 году в Дубровнике; по крайней мере, так он заявил в 14 лет, записавшись вольнослушателем в Римский иезуитский колледж. Там он учился математике, астрономии и теологии. В 1728 году, закончив свое послушничество, он вступил в орден иезуитов. В 1736-ом опубликовал сообщение о пятнах на солнце. В 1740- ом преподавал математику в Римской Коллегии, затем стал научным советником Ватикана. Он создал обсерваторию, предпринял осушение Понтийских болот, измерил меридиан между Римом и Римини на двух градусах широты. Затем исследовал различные районы Европы и Азии и производил раскопки в тех самых местах, где позднее Шлиман обнаружил Трою.
26 июня 1760 года он был избран членом английского Королевского общества, и по этому случаю опубликовал длинную латинскую поэму о видимых явлениях на солнце и луне, о которой современники говорили: "Это Ньютон в устах Виргилия". Он был принят величайшими эрудитами эпохи и, в частности, поддерживал обширную переписку с доктором Джонсоном и Вольтером. В 1763 году ему было предоставлено французское гражданство. Он взял на себя руководство департаментом оптических инструментов королевского флота в Париже, где жил до 1783 года. Лаланд считал его самым великим из живущих ученых. Д'Аламбер и Лаплас были испуганы выдвинутыми им идеями. В 1.783 году он уехал в Бассану и посвятил себя изданию собрания своих трудов. Умер в Милане в 1787 году.
Совсем недавно по предложению югославского правительства вновь перечитали труды Босковича и главным образом - его "Теорию натурфилософии" (см: "Левитация", Р.П.Оливье Деруа"), изданную в Вене в 1758 году. Удивление было большим. Аллан Линдсей Маккей, описывая эту работу (статья в "Нью Сайентист" от 6 марта 1958 года), считает, что здесь речь идет о мыслителе XX века, вынужденном жить и работать в XVIIIом.
Кажется, что Боскович опередил не только науку своего, но и нашего времени. Он предложил единую всеобщую теорию вселенной, общее и единое уравнение, управляющее механикой, физикой, химией, биологией и даже психологией. По этой геории вещество, пространство и время не делятся на части до бесконечности, но состоят из точек-зерен. Это напоминает недавние работы Жана Шарона и Гейзенберга, которых Боскович, похоже, опередил. Ему удалось дать отчет о свете, как и о магнитизме, об электричестве и всех явлениях химии, известных в его время или открытых впоследствии, причем он описал эти открытия. У него можно найти кванты, волновую механику, атом, состоящий из нуклонов. Историк науки Л.Л.Уайт утверждает, что Боскович как минимум на 200 лет опередил свою эпоху, и что в действительности его можно будет понять, когда произойдет, наконец, слияние теории относительности и квантовой физики. Считают, что в 1987 году, в двухсотую годовщину его предполагаемой смерти, его труды, возможно, удастся, оценить по достоинству.