Но было поздно. Он взглянул на занавес - первое препятствие на его пути к выходу - и увидел, что в комнате он уже не один. У входа стоял горбун, громадной рукой держа отведенный в сторону край занавеса. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы убедиться: первое впечатление Дерека было правильным - жестокие, искаженные черты лица говорили скорее о его принадлежности к животному миру, чем к человеческому.
Горбун не делал никакой попытки приблизиться к незнакомцу, а только ворчал. Затем он шагнул в комнату, но как-то боком, словно уступая кому-то дорогу.
Появилось разъяренное лицо костлявого хозяина. Но постепенно его черты приобрели свое обычное выражение.
- Молодой человек, мне очень жаль, что вы оказались здесь. Вам чрезвычайно не повезло.
После этих слов горбун двинулся вперед.
Глава II
На другой стороне Североамериканского континента, на южной оконечности острова Лонг-Айленд, огромный мужчина в возрасте примерно тридцати лет тащил на спине охапку хвороста, сгибаясь под ее тяжестью. Путь гиганта лежал к старому, недавно перестроенному особняку, территория которого обрывалась к заливу Вестхемптон.
Этой ночью залив был тих. Прибой еле бился у берега, и прогноз погоды утверждал, что безветренная погода простоит по крайней мере еще два дня. Прогноз предсказывал также более низкую температуру, чем обычно, и эта его часть тоже оказалась верной. Несмотря на то что особняк, состоящий из тридцати пяти комнат, и прилегающие к нему строения были полностью перестроены в соответствии с современными требованиями, установить такую систему отопления, которая могла бы полностью изгнать вековой холод из каменных стен, не удалось. Размеры трехэтажного дома, а также высоченные сосны, которые окружали его, не позволяли солнечным лучам опуститься ниже крыши здания, а ночью удерживали влажный, пронизывающий воздух с залива. В доме было постоянно влажно и холодно.
В трех огромных каминах основного здания ярко горел огонь. Гигант сбросил хворост около камина на первом этаже. Большое помещение все было заставлено книжными шкафами. Встав на колени, он положил три полена в уже пылающий огонь, и вспыхнувшее с новой силой пламя отразилось в черных его глазах. Жар этот был ему приятен, от него порозовели его щеки и гладкая, без единого волоса, голова. В мерцающем чередовании света и тьмы лицо человека и его голова казались удивительным произведением искусства, великолепной резьбой по черному дереву или нефриту, и весь он походил на могущественного демона иного мира.
Камерон Санчес подбросил еще дров и с удовлетворением отметил, что они занялись быстро и дружно. Он чувствовал, что один из двух присутствующих в этой комнате неотрывно следит за ним, однако не изменил позы - он по-прежнему стоял на коленях перед горящим пламенем, чтобы тепло выгнало из тела остатки холода.
- Вероятней всего, вы правы, - сказала женщина. - Врожденное понимание своей сущности может сыграть с вами, людьми, плохую шутку, заставив вас отвергнуть все реальности жизни и помешав их благотворному воздействию.
Она, конечно, прочла его мысли. Он уже привык к этому. Хотя, если говорить честно, не привык, и никогда не привыкнет. Он принял как факт существование этой женщины и то могущество, которым она обладает. Даже не оборачиваясь, он видел на ее красивом овальном лице легкую насмешливую улыбку, которая обычно сопровождала ее царственный надменный тон.
- Знаете ли вы, что сидя вот так, склонившись к огню, вы представляете собой замечательный экземпляр дикаря? Люди так гордятся тем, что они называют цивилизацией, но они не знают, как мало нужно, чтобы низвести их до такого состояния, в котором они пребывали, когда пещеры были их единственным жилищем.
Кэм Санчес отодвинулся от огня и сел на пол, скрестив ноги. Он взглянул в сторону кресла-качалки, где в позе уютно устроившейся кошки сидела эта женщина.
"Вполне подходящая для нее поза", - подумал он. Ее желто-зеленые глаза, казалось, видели его насквозь. Женщина была само изящество и великолепие. Огонь отражался в ее блестящих черных волосах, черное длинное платье облегало тело, которое, он знал это, было совершенно. Она сразу дала ему понять, чтобы он не питал особых надежд на обладание им. Впрочем, он хорошо знал, что ею уже владели.
Он отбросил эти мысли. Он не любил думать о том, другом, кто жил в этом доме.
Кажется, для разнообразия ей хочется немного поговорить. Почему бы ей это не позволить? И он спросил ее, хотя уже заранее знал ответ на свой вопрос:
- Эти огни пещерного человека, вы их видите?
Женщина, которая называла себя Ктарой и которой на вид была не больше тридцати, улыбнулась.
- И те огни, и огни других поколений много веков назад. То же самое благоговение, те же мысли. Вы удивительно однообразны, мистер Санчес.
- А вы? Вы разве изменились? Разве вы уже не испытываете прежнего трепета перед тем, что считаете...
- Да, мы испытываем благоговейный трепет перед тем, что называется Первопричиной и благоговение ко Всему.
- А древние боги, что вы об этом думаете?
Последний вопрос был навеян несколькими строчками, которые он как-то прочитал в книге. Книга называлась "Руны Ктары", в ней рассказывалось о древних богах, о стране, которую называли то Атлантидой, то Эдемом, то другими, менее известными названиями.
Первую землю я помню хорошо.
Она поднялась в огне и упала в пепле.
Однако мы, мой Хозяин и я, его раба,
Ушли от моря, чьи воды поглотили
Жизнь на том древнем континенте,
Чье время прошло, как решили Древние Боги.
- Так что вы думаете об этих огнях? - снова спросил он.
Казалось, ее взгляд проходит мимо него, сквозь него, через стены, через века...
- Благоговейный трепет - это не то, что испытывает человек, когда уничтожается жизнь. Ужас, да. И страх. Страх возникает иногда и от самых обычных причин. Вы не почувствуете благоговейного трепета при виде падающих стропил и кровли. Объятая пламенем крыша в последний момент перед своим падением вызовет только страх или ужас. Огонь, который пожирал тот первый дом, был для его обитателей таким же обычным зрелищем, как падающая горящая крыша для вас. Он не вызывал благоговейного трепета или иных подобных чувств.
- Ну, а боги?
- О, в них тоже не было ничего сверхъестественного. Их просто боялись. Только некоторые, жившие там, где я родилась, трепетали перед ними.
Кэм кивнул головой:
- Возможно, все было бы совсем по-другому, если бы ваших богов уважали больше.
Женщина повернулась к человеку, сидевшему за столом напротив. Пожилой мужчина с серебристой сединой перебирал газетные вырезки, прислушиваясь последние несколько минут к разговору.
- Что вы об этом думаете, профессор Хармон?
Деймен Хармон крепко ухватился за ободья своего инвалидного кресла и, не торопясь, развернул его. Он полулежал в кресле, и теперь, используя силу своих мощных плеч, подтянулся вверх и занял более прямое положение. Нижняя часть его тела была неподвижна с 1938 года, когда ударом свинцовой трубы были сломаны нижние позвонки. Этой же трубе он был обязан и металлическими пластинами, которые уже более тридцати лет охватывали лобные кости головы.
Однако те страшные удары не замутили ясности мысли этого человека с орлиным лицом, который уже в двадцать пять лет имел докторскую степень по древней литературе и средневековой философии, а также диплом магистра физики. Его интересы включали в себя множество различных предметов - от биохимии и психологии до археологии и забытых языков.
В двадцать пять лет Деймен Хармон занял пост специального помощника комиссара Нью-йоркской полиции, где он с успехом применял свои знания в криминологии. У него, в общем, была сидячая работа, кабинетная, однако частенько нарушая приказы, Деймен Хармон принимал участие в задержаниях. Его теперешнее состояние и было результатом таких вылазок. Конечно, он потерял работу.
Однако благоприятное сочетание острого ума и необыкновенного физического здоровья позволило ему заняться сначала активной преподавательской деятельностью в колледже, а затем, после отставки в возрасте сорока лет, еще более активной деятельностью в качестве частного эксперта по борьбе с преступностью. В помощники он нанял способных молодых людей. Одним из них и был Камерон Санчес, чьи способности патрульного офицера полиции в испаноговорящей части Гарлема вынудили преступный гангстерский синдикат состряпать против него ложное дело по обвинению в хранении наркотиков. Снять с него обвинение оказалось невозможным, и он был отстранен от работы, однако адвокаты Деймена Хармона спасли гиганта-пуэрториканца от тюрьмы. С тех пор уже в течение трех лет он работал помощником профессора Хармона. В его обязанности входила самая трудоемкая работа, и потому он был для профессора самым нужным человеком.