5 декабря началось наше контрнаступление иод Москвой. Оно, как известно, закончилось в первой декаде январе 1942 года сокрушительным разгромом вражеских полчищ.

Где-то в середине декабря я получил распоряжение немедленно выехать в Москву. Догадываюсь, что причина веская, но какая? Отправляясь в Москву, я твердо решил попытаться убедить начальника ГАУ в том, что Куйбышев - далеко не лучшее место для специалиста по радио-обнаружению. Артиллеристы, боеприпасники, те действительно тесно связаны с заводами, которые размещены в Поволжье, Средней Азии, Сибири и на Урале. А в каком положении оказались мы? Предприятий, которые выпускали бы радиолокационные станции но заказам ГАУ, еще не существовало. Закупки радарных установок за границей? Это, бесспорно, важное, но все же не основное направление в нашей работе. Так имеет ли смысл оставаться в Куйбышеве?

Цель моего вызова сразу же выяснилась по прибытии в Москву. Предстояло срочно испытать систему радиообнаружения самолетов, предложенную профессором Физического института Академии наук СССР С. Э. Хайкиным. Идея заключалась в следующем. Мощная московская радиостанция используется в качестве источника излучетоя. Одновременно создается широкая сеть простейших приемных устройств, связанных с зенитными прожекторами. Радиостанция облучает самолеты, а приемники принимают отраженный от них сигнал и направляют луч прожектора на цель. Казалось бы, все очень просто и доступно. Однако выяснилось, что испытания проводить нельзя. Приемная аппаратура была слишком несовершенной.

Доложив начальнику ГАУ о результатах ознакомления с аппаратурой и о невозможности проведения запланированного эксперимента, я тут же обратился к нему с просьбой разрешить мне остаться в Москве. Внимательно выслушав мои доводы, генерал-полковник артиллерии Яковлев согласился. И тут же приказал выехать на батарею полковника Панченко, чтобы обстоятельно ознакомиться с результатами боевой деятельности батареи и опытом эксплуатации аппаратуры.

На батарею я попал в тот момент, когда полковник Панченко и его заместители заканчивали составление отчета, отражающего боевую деятельность батареи в период битвы под Москвой. Они должны были представить его командиру 1-го корпуса ПВО генералу Д. А. Журавлеву и начальнику ГАУ генералу Н. Д. Яковлеву.

Итогами работы батарейцы были довольны. В октябре и ноябре они вели прицельный, подчеркиваю, только прицельный огонь по 127 бомбардировщикам. Более 80 процентов самолетов, пытавшихся прорваться через зону огня батареи, были вынуждены повернуть обратно. При этом средний расход снарядов на каждый отраженный самолет составлял 98 штук. Много это или мало?

Всего при отражении налетов вражеской авиации на столицу была израсходована 741 тысяча снарядов среднего калибра, из них на прицельную стрельбу только 26 тысяч. Средний расход боеприпасов среднего калибра на один отраженный самолет достигал 2 775 снарядов. Итак, 98 - в батарее Панченко и 2 775 - в остальных. Цифры впечатляют, не правда ли?

Теперь, опираясь на конкретные данные, полученные не в лабораториях или на полигонах, а непосредственно в бою, мы могли смело говорить о преимуществах радиолокационных средств обнаружения перед оптическими. Думалось, что пора ставить вопрос о широком внедрении радиолокационных станций в зенитную артиллерию.

Выслушав мой доклад о результатах поездки к Панченко, Николай Дмитриевич Яковлев сказал:

- Поставки радиолокационной техники из Англии и других союзных стран дело хорошее. Но мы не имеем права ограничиваться этим. Нужно смотреть вперед. Опыт показывает, что радиолокационные станции весьма эффективны. Должна быть создана собственная промышленность, способная выпускать их. Давайте подумаем, как лучше решить этот вопрос. Я считаю, что одному ГАУ выходить с таким предложением нельзя. Следует подключить и Наркомат электропромышленности, поскольку он несет ответственность за производство радиолокационной аппаратуры.

Николай Дмитриевич тут же связался с Наркомом электропромышленности Иваном Григорьевичем Кабановым, кратко проинформировал его о результатах боевой деятельности батареи Панченко и предложил совместно войти в правительство с ходатайством о создании завода-института для разработки и производства радиолокационной аппаратуры для зенитной артиллерии.

Окончив разговор с Кабановым, Николай Дмитриевич повернулся ко мне.

- Нарком в принципе согласен. Договорились так: вы связываетесь с заместителем Ивана Григорьевича товарищем Зубовичем и вместе с ним готовите конкретные предложения. Так что придется опять ехать в Куйбышев. Зубович со своим аппаратом находится сейчас там.

И вот я снова в Куйбышеве. Предстоящая встреча с Иваном Герасимовичем Зубовичем меня радовала. Я надеялся, что он активнее, чем кто-либо другой, включится в работу. Для таких надежд у меня были все основания.

Дело в том, что, как я уже упоминал, в начале 1941 года НИИ-9 разработал эскизный проект радиолокационной установки, которая в какой-то степени удовлетворяла зенитчиков. Однако радиозавод и НИИ-9 не сумели изготовить опытный образец в сроки, предусмотренные решением Комитета Обороны при СНК СССР и договором с ГАУ, Уже после начала войны Государственный Комитет Обороны специальным распоряжением от 13 июля обязал завод к 5 августа выполнить задание. Но и этот замысел осуществить не удалось. Эвакуация предприятий и фактическое прекращение деятельности научно-исследовательского института спутали все карты.

В результате эвакуации отделы и лаборатории НИИ-9 оказались в различных городах. Я считал, что в этом в какой-то мере повинен Зубович. Ну а если ошибка все-таки была допущена, то кому ее исправлять, как не "автору" ?

При первой же встрече с Иваном Герасимовичем мы быстро нашли общий язык. По замыслу новый завод должен был стать не только базой для серийного выпуска станций, но и научно-исследовательским центром, способным в какой-то степени заменить НИИ-9. Иными словами, мы намеревались совместить науку с производством. Зубович, будучи опытным администратором, предложил заранее заручиться поддержкой заведующего отделом электропромышленности ЦК ВКП(б) А. А. Турчанина и заместителя Председателя Совнаркома М. З. Сабурова.

Всю подготовительную работу мы завершили в самые сжатые сроки. В период с 17 по 19 января 1942 года документы были рассмотрены в Наркомате электропромышленности, и тут же совместный проект постановления об организации завода-института радиолокационной аппаратуры был передан в Государственный Комитет Обороны.

Не стану скрывать, что последующие дни были для всех нас весьма напряженными. Каково будет решение? Бесспорно, радиолокационные станции очень нужны войскам противовоздушной обороны. Но разве нельзя сказать того же о танках, пушках, самолетах? Сумеет ли правительство изыскать средства на создание нового специализированного завода?

Опасения оказались напрасными. Уже 10 февраля 1942 года ГКО принял постановление о создании в системе Наркомата электропромышленности специального завода, который обязан был заняться разработкой, а затем и производством радиолокационных станций орудийной наводки. Одновременно утверждались и сроки. Они были исключительно жесткими: к концу года предстояло сделать опытный образец и подготовиться к серийному выпуску продукции.

Через несколько дней во все концы страны полетели шифрограммы: "В соответствии с постановлением ГКО срочно откомандировать..." Далее следовала фамилия нужного нам человека. Руководить заводом поручили опытному, энергичному, инициативному инженеру-производственнику А. А. Форштеру. Его помощниками стали хорошо знакомые мне по НИИ-9 ученые М. Л. Слиозберг и А. М. Кугушев и по Ленинградскому радиозаводу - И. И. Аухтун.

Таким образом, создаваемый завод должен был не только разрабатывать и выпускать радиолокационные станции для зенитной артиллерии, но и вести научные исследования. По существу, это был своеобразный завод-институт, который помимо производственных цехов имел 12 научных лабораторий. Директор завода и главный инженер совместно с представителями Наркомата электропромышленности сделали все возможное, чтобы укомплектовать штат наиболее квалифицированными инженерами и научными сотрудниками. Достаточно сказать, что в лабораториях работали такие видные ученые, как профессора, ныне академики, М. А. Леонтович, Н. Д. Девятков, профессор С. Э. Хайкин. Рядом с ними трудилось много талантливой молодежи: А. Я. Брейтбарт, В. И. Егиазаров, Е. Н. Майзельс, Н. Ф. Алексеев, Л. Ю. Блюмберг.