Так постепенно выкристаллизовывалась мысль о создании устройства, в котором источником информации о воздушных целях служили бы радиоволны. Уже в 1930 году, разрабатывая по указанию Начальника вооружений РККА И. П. Уборевича перспективный план оснащения Красной Армии новыми средствами связи, инженерной техникой и средствами ПВО, Военно-техническое управление включило в него мероприятия, предусматривающие организацию исследований радиотехнических методов обнаружения самолетов.

Летом 1931 года, когда я служил еще на полигоне, меня вызвали в Москву на заседание научно-технического комитета ВТУ. В информационном докладе Мирона Архиповича Федосенко шла речь о результатах исследований Всесоюзного электротехнического института и Центральной радиолаборатории в области акустических средств обнаружения самолетов, о первых опытах с теплообнаружителями. Вдруг я услышал, что Федосенко заговорил о чем-то новом.

- Работы по радиообнаружению самолетов начались чисто условно, докладывал Мирон Архипович. - До сих пор нам не удается найти научное учреждение, которое согласилось бы заняться этой проблемой вплотную...

Радиообнаружение? Я невольно встрепенулся. Вопрос этот мне до сих пор представлялся чисто теоретическим. А тут, оказывается, намечены какие-то практические шаги. Все с большим интересом слушали Федосенко.

- Таким образом, - закончил он, вытирая платком бритую голову, внутри проблемы радиообнаружения существует еще одна проблема сугубо организационного плана - поиск людей, которые готовы работать в этой области.

Возвращаясь на полигон, я продолжал размышлять над сообщением Мирона Архиповича. Мне хотелось расспросить его обо всем подробно. Но на этот раз случай не представился. Я с нетерпением стал ждать приезда Федосенко на полигон (он наведывался к нам довольно часто). Как только Мирон Архипович появился на нашей испытательной площадке, я тут же подошел к нему. Федосенко выслушал мои вопросы, но отвечать не стал, в упор посмотрел на меня и, как бы прикидывая что-то, сказал:

- Вот что, Михаил Михайлович, приезжайте послезавтра в Москву. Там мы и поговорим на эту тему.

Не скрою, ответ Мирона Архиповича несколько озадачил меня. Однако все прояснилось через день, когда мы встретились с ним в научно-техническом комитете.

- Садитесь, - пригласил Федосенко, указывая на стул. - Итак, вас интересует, как ученые относятся к радиообнаружению. Постараюсь наиподробнейшим образом ознакомить вас с некоторыми, я бы сказал, нюансами.

Он рассказывал неторопливо, обстоятельно. И с каждой минутой я все больше убеждался, что в Москву он меня пригласил неспроста.

- Руководство Военно-технического управления поручает вам, Михаил Михайлович, продолжить поиск организации, которая возьмет на себя хотя бы начальные разработки и исследования.

- Мне? Почему же именно мне?

Мирон Архипович, поняв мое недоумение, пояснил:

- Вы знаете кое-кого из связистов. Попробуйте убедить их. Возможно, вам повезет в каком-либо другом научном институте. Этими вопросами еще никто не занимался.

Я долго раздумывал, прежде чем решился сделать первый шаг. Видимо, начинать все же нужно было со связистов. Радиосредства, как ни говори, - их стихия. К тому же я действительно знал кое-кого в Научно-испытательном исследовательском институте связи (НИИИС) РККА. В 1928 году я проходил там практику. Институт имел хорошую техническую базу, опытных специалистов. Почему бы не обратиться к ним? Если сами не возьмутся, то хотя бы посоветуют, куда направиться дальше.

Начальник института внимательно выслушал меня.

- Слов нет, товарищ Лобанов, проблема важная и, безусловно, интересная. Но вот так, сразу я лично не могу сказать ни "да", ни "нет". Давайте соберем начальников отделов, посоветуемся с ними.

Минут через пятнадцать все были в сборе. Я коротко изложил суть предложения, подчеркнул, какое большое значение имеют эти исследования для обороны страны. Когда я закончил, на некоторое время воцарилась тишина.

- Да, товарищ Лобанов, задали вы нам задачку. Вроде бы надо ее решать, но только как? С какой стороны к ней подступиться?

- Мы считаем, что нужно идти по двум направлениям, а именно: увеличивать мощность передатчиков и повышать чувствительность приемных устройств, - ответил я.

И снова молчание. Наконец поднимается начальник одного из ведущих отделов.

- Я бы сказал, что идея в принципе правильная. Но пока, к сожалению, она неосуществима. Что значит повысить мощность передатчика? Нужны соответствующие генераторные лампы. А где их взять? Для такого диапазона волн промышленность их еще не выпускает.

- Да и не только в лампах дело, - поддерживает его сосед. - Каким образом, например, мыслится создание узконаправленного луча? Ведь без него никак не обойтись.

- Вы же знаете, что в этой области уже ведутся работы, - попытался возразить я.

- Ведутся... Мало ли что где ведется. Результатов-то положительных еще нет. И неизвестно, будут ли.

Я чувствовал, что постепенно между нами вырастает невидимая стена. В целом идею радиообнаружения все поддерживали, но ссылались на отсутствие нужной технической базы, опыта, недостаточную теоретическую разработку отдельных вопросов. В конечном итоге инженеры института пришли к такому выводу - сейчас заниматься проблемой радиообнаружения еще рано.

В то время мы действительно еще многого не имели: не было генераторных ламп, высокочувствительных приемников, остро направленных антенн. Но ведь само собой ничто не делается. Нельзя же было дожидаться, пока радиотехника поднимется на новую, качественно иную ступень. Я был убежден, что необходимо немедленно начинать исследовательские работы. Только тогда по-настоящему станет ясно, чего не хватает. Такой же точки зрения придерживались и мои коллеги - военные инженеры ГАУ.

Мой доклад о неудачных переговорах Мирон Архипович Федосенко выслушал вроде бы спокойно. Только нервное постукивание кончиками пальцев по столу выдавало его волнение.

- Теперь поняли, Михаил Михайлович, как встречают наши замыслы? И обижаться на людей, в сущности, нельзя. У них своих хлопот полон рот. А искать все равно нужно. И мы будем искать!

Следующим учреждением, в которое я обратился от имени Главного артиллерийского управления, был Всесоюзный электротехнический институт. В нем уже проводились исследовательские работы по акустическим средствам обнаружения самолетов и аппаратуре теплообнаружения. В тридцатые годы этот институт был одной из крупнейших научно-исследовательских организаций в Советском Союзе. В составе института, в частности, существовал отдел ультракоротких волн, который возглавлял профессор, в будущем академик, Борис Алексеевич Введенский.

Администрация института не возражала против предложения ГАУ, но последнее слово оставалось за Борисом Алексеевичем. Его мнение ценилось очень высоко. Опытный радиофизик, человек с необыкновенно широким диапазоном знаний, он пользовался непререкаемым авторитетом в ученом мире. Борис Алексеевич внимательно выслушал меня.

- Извините, батенька мой, но вы торопитесь. Рановато в эти дебри забираться. Сейчас не осилим, и пробовать не хочу. Тут на одном энтузиазме далеко не уедешь. Вот, пожалуй, годочков через пяток...

- Но, Борис Алексеевич, радиообнаружители нужны армии не через пять лет, а значительно раньше.

- Понимаю, батенька мой, все понимаю. Но постарайтесь и вы понять меня. В науке и технике существуют определенные закономерности. Вы думаете, что человечество случайно начало с каменного топора? Уверяю вас, наши далекие предки не отказались бы от паровой машины, телефона, электрического освещения в пещерах. Просто они не могли создать этого в то время. Я, конечно, утрирую, но, батенька мой, вы тоже требуете невозможного.

При обсуждении вопроса присутствовал профессор А. Г. Аренберг. Он был солидарен с Введенским.

Борис Алексеевич поднялся из-за стола и, добродушно улыбаясь, широко развел руками: дескать, рад бы помочь, но при всем желании не могу.