Военная реформа предусматривала организационную перестройку и укрепление центрального, окружного и местного аппаратов управления, создание более четкой системы снабжения Вооруженных Сил, некоторое изменение организационно-штатной структуры частей и соединении, перестройку системы подготовки командирских кадров. Реформа предполагала осуществить принцип территориального строительства Красной Армии в сочетании с кадровым, определить принципы национального военного строительства и провести их в жизнь. И, наконец, решено было перейти к единоначалию.

Стоит ли удивляться, что у красноармейцев, с которыми я разместился в лагере Полтавской пехотной школы, возникали десятки вопросов.

- Что это за территориальные части? Получается, жить дома, а в армию как на службу ходить? А винтовка где будет: в хате или в казарме?

И вот уже возле палатки собирается кружок. Я рассказываю, что в кадровых частях, какой является и наш радиобатальон, красноармейцы служат весь срок непрерывно, в территориальных же они в течение пяти лет ежегодно призываются на сборы.

- А почему наш батальон не сделают территориальным?

Разъясняю, что принцип территориального формирования распространяется только на стрелковые и кавалерийские дивизии, и то не на все; технические же войска, флот и большая часть погранвойск остаются кадровыми. И тут же следует другой вопрос:

- Какие же части лучше? Кадровые или территориальные?

- Конечно, кадровые. Они готовы к бою в любой момент.

- Тогда зачем же придумали территориальные?

Растолковываю, что частичный переход к территориальным формированиям мера вынужденная: при резком сокращении армии и двухлетнем сроке службы в кадровых частях весь призывной контингент не сможет пройти военную подготовку. Достаю блокнот, делаю примерные подсчеты. Красноармейцы убеждаются, что в этом случае лишь около одной трети призывников научатся владеть оружием. Наконец приходим к выводу: территориальная система позволит быстро развернуть армию в случае нападения на нашу страну и в то же время позволяет экономить средства на подготовку резервов. Значит, это как раз то, что нам нужно сейчас.

Само собой разумеется, что для таких бесед с красноармейцами мне нужно было много читать, и в первую очередь свежие газеты. А они, к сожалению, приходили в Полтаву с большим опозданием. Вот тогда-то нам и пришла в голову мысль использовать ночные тренировки для приема сводок новостей из Москвы. Было решено записывать важнейшие сообщения и утром вывешивать их возле наших палаток. Вскоре об этом узнал начальник школы. Наша инициатива заинтересовала его. Ведь в то время о приеме московских передач в Полтаве и не помышляли. Побывав на радиостанции, Сальников обратился ко мне с просьбой передавать принятую информацию в штаб, где будут размножать сводки новостей на пишущей машинке для всего лагеря. Я, разумеется, согласился.

Однако выполнить свое обещание оказалось не так-то просто. Одно дело, когда мы работали на себя. Тут отдельные пропуски, искажения не имели существенного значения. Радист радиста всегда поймет и не осудит. Теперь же к качеству приема предъявлялись уже иные требования. Поэтому мы решили на ночное дежурство назначать одновременно двух радистов. Им предстояло вести прием параллельно. То, что не успевал записать один, улавливал другой. После окончания работы тексты объединялись, отчего полнота и точность сообщения значительно возрастали. Так наша радиостанция превратилась в источник информации для всего лагеря. Командование школы и курсанты не раз горячо благодарили нас за это.

Дни, до предела насыщенные занятиями, летели незаметно. Вечерами я иногда седлал лошадь и вместе с ездовым отправлялся в окрестности Полтавы. Там было что посмотреть. Села, хутора, утопавшие в вишневых садах, извилистая речка Ворскла, необозримые поля. Я уже не говорю о памятниках и обелисках на поле, где русские сражались со шведами. Мы поднимались на один холм, на другой, останавливались у тихой воды, прислушивались к песням, доносившимся издалека, а потом, какие-то обновленные, возвращались в лагерь уже при луне.

В один из таких вечеров, войдя в палатку, я застал у себя начальника школы. Сальников начал издалека:

- Смотрю я, Лобанов, на вашу радиотехнику и думаю: хорошая это штука! Вроде бы между делом, а как здорово помогли нам с политинформацией! Теперь каждое утро самые последние новости у меня на столе. Значит, радио будет развиваться?

- Конечно! Придет время - ив каждом крестьянском доме станут слушать передачи.

- Насчет каждого дома это вы, пожалуй, слишком. Ну а в армии как? Будет или нет аппаратура в полку, батальоне, роте? Может, только большие начальники между собой по радио будут разговаривать?

- Радио в армии найдет самое широкое применение.

- Значит, каждому командиру придется иметь с ним дело?

- Безусловно!

И только тут Сальников перешел к основной теме нашего разговора:

- Вот вы бы и познакомили курсантов с радиоаппаратурой, пока стоите по соседству. В программе этого, правда, нет, но они скоро командирами станут. Сами говорите, что в будущем без радио ни на шаг.

Я не знал, что ответить ему. Курсанты и раньше приходили к нам, чтобы познакомиться с аппаратурой, посмотреть, как радисты работают на ключе. Но экскурсии эти носили, так сказать, частный, эпизодический характер и меня, в сущности, ни к чему не обязывали. А плановые занятия - это совсем другое дело. Правда, я уже имел некоторый опыт в этом отношении и не сомневался, что смогу кое-чему научить курсантов. Однако как спланировать лекции и практические занятия? Сколько часов просить на обзорный курс? Словом, окончательного ответа начальнику школы я в этот вечер не дал, попросив время на размышление.

Принять решение мне помог наш инструктор Федор Федорович Ильюкевич. Он оказался в нашем лагере не случайно. Однажды дежурный радист доложил мне, что вышел из строя антенный амперметр. Это была первая серьезная неисправность за время нашего пребывания в лагере. Запасного прибора не имелось. Я сообщил о неисправности письменным рапортом командованию батальона в Чугуев. Оттуда для оказания помощи и прислали Федора Федоровича.

- Привезли амперметр? - был мой первый вопрос к нему. Уж очень хотелось быстрее восстановить станцию.

- К сожалению, нет, - ответил Ильюкевич. - На складе пусто. Будем что-нибудь придумывать на месте.

Сняли прибор. Вскрыли его. Обнаружилось, что оборвалась оттяжка токопроводящей нити. Где найти ее? На городских предприятиях? Но пожалуй, самое значительное из них - мельница. И вот тут Ильюкевич преподал мне еще один урок, который свидетельствовал о том, что формулы, теоретические знания и даже умение хорошо работать на исправной аппаратуре - это еще далеко не все.

- Предприятий, говорите, в Полтаве нет? А девчата на Украине еще не перевелись?

- При чем здесь девчата? - обиделся было я.

- А при том, что они, насколько я знаю, в косы шелковые ленты вплетают.

- Ну и что из того?

- Вытянем из ленты несколько волокон и, если они окажутся достаточно прочными, заменим ими оттяжку.

- Как же это я раньше не догадался?! Только зачем из ленты? Можно обычную нитку взять...

- А вот обычную-то как раз и нельзя. Хлопчатобумажная нитка гигроскопична. Будет ток проводить и менять свое натяжение под влиянием атмосферной влаги. А шелк - в самый раз.

К полтавским девчатам мы, разумеется, обращаться не стали. Шелковую ленту можно было купить в магазине. Через несколько часов амперметр, а с ним и вся радиостанция были восстановлены.

Заодно решил я посоветоваться с Федором Федоровичем и относительно предложения Сальникова: соглашаться на проведение занятий с курсантами или отказаться?

- А вы сами как думаете? - внимательно посмотрел на меня Ильюкевич.

- Вроде бы и нужно, да ведь большая дополнительная нагрузка...

- Этого бояться не следует. Летний день длинный. Давайте вместе набросаем примерный план, наметим наиболее существенные темы, подумаем, как лучше раскрыть их содержание. Заодно прикинем, каким образом можно выкроить время для занятий с курсантами.