- Когда это случилось, Перегрин был на этюдах в Вене, - продолжала она чуть быстрее, - но он прилетел на похороны. После этого я довольно долго не видела его, хотя он часто писал мне, где он и как у него дела. Порой мне казалось, что он почти заменил мне сына.
- Поэтому вы можете представить, как я обрадовалась, когда узнала, что он снял себе студию в Эдинбурге, - продолжала она. - Я сразу же пригласила его к нам, чтобы написать детей. Он приехал спустя неделю после приглашения. Если бы я сама... Если бы это не я пригласила его, я вряд ли узнала бы его в лицо.
Она сделала вид, что рассматривает одну из кистей на пледе.
- Он всегда был довольно тихим юношей, - продолжала она чуть медленнее. - Возможно, даже сдержаннее, чем стоило бы. Но когда он изредка забывал о своей серьезности, у него была такая славная улыбка! А теперь... теперь в нем почти совсем не осталось жизни. Такое впечатление, словно он пытается отрезать себя от всего остального мира. И если кто-нибудь не придет ему на помощь, - устало договорила она, - боюсь, этим все и кончится.
Леди Лора подняла взгляд на Адама - в глазах ее была мольба. Адам легонько сжал ее хрупкую руку.
- Что бы там ни говорили про вашего молодого человека, - с мягкой улыбкой заметил он, - с друзьями ему повезло. Почему бы вам теперь не познакомить нас?
Перегрин Ловэт стоял за своим мольбертом, нервно тыча в палитру кистью с изжеванным кончиком. Всем своим видом он выражал предельное напряжение. Вблизи он производил впечатление классически привлекательного молодого человека лет тридцати, среднего роста, хорошо сложенного, с красивыми, сильными пальцами. Светловолосый, бледный, он был к тому же одет в легкие шерстяные брюки и кашемировый джемпер - и то и другое светло-серых оттенков. Рукава джемпера были закатаны, манжеты светло-бежевой рубашки - аккуратно отвернуты. Туго повязанный галстук свидетельствовал об Оксфорде; похоже, он не ослаблял его никогда, даже во время работы. Правильное лицо могло бы послужить моделью Леонардо, если бы не очки в тонкой проволочной оправе. Толстые линзы не позволяли разглядеть цвет глаз.
Пока леди Лора представляла их друг другу по всей форме, Адам пытался сформулировать свои первые впечатления, стараясь не ограничиваться только внешностью. То, что он увидел при втором, более внимательном взгляде, подтверждало опасения, высказанные графиней.
Все в молодом живописце выдавало состояние крайней эмоциональной подавленности. Густая шевелюра светло-бронзового цвета была небрежно зачесана назад, а холодная гамма одежды словно высасывала последние краски из лица, и без того слишком бледного и худого. Плотно сжатые бесцветные губы, казалось, давно уже разучились улыбаться.
Голос леди Лоры заставил его на время прекратить профессиональные наблюдения. Впрочем, обращалась она не к нему, а к художнику.
- Адам - психиатр, Перегрин, но пусть это вас не пугает, - говорила она. - Он еще и старый, добрый друг - и большой поклонник ваших работ.
- Именно так, мистер Ловэт, - подтвердил Адам, не упустив поданного ему паса. - Я очень рад познакомиться с вами.
Он улыбнулся и протянул руку, но не очень удивился, когда Перегрин нашел способ уклониться от рукопожатия.
- Извините меня, сэр Адам, - пробормотал молодой человек, демонстрируя ему перепачканные краской пальцы. - Боюсь, я не могу ответить вам как подобает. - С этим несколько натянутым извинением он вернулся на свое место у мольберта и принялся вытирать руки тряпкой. Пальцы его слегка дрожали. Когда Адам подошел к нему чуть ближе, словно для того, чтобы посмотреть на холст, Перегрин быстро протянул руку и закрыл неоконченное полотно мешковиной.
- Ничего страшного, мистер Ловэт, - заявил Адам, сделав вид, будто ничего не заметил. - Прошу меня простить, если я помешал вашей работе. Судя по тому, что мне посчастливилось видеть в прошлом, у вас редкий талант портретиста. Меня особенно тронула ваша работа, изображающая леди Дуглас Маккей с детьми. На мой взгляд, это один из лучших экспонатов последней выставки Королевской шотландской академии.
Перегрин быстро глянул на Адама исподлобья, а потом притворился, будто всецело поглощен отмыванием своей кисти.
- Весьма признателен вам за комплимент, сэр, - неловко пробормотал он.
- Особенно мастерски удаются вам изображения детей, - спокойно продолжал Адам. - Всего неделю назад я гостил у Гордон-Скоттов и не мог не обратить внимания на выполненный вами портрет их сына и дочери. Я понял, что это ваша работа, даже не глядя на подпись. Ваша способность разглядывать за каждым лицом душу, право же, потрясает.
Молодой человек пробормотал какую-то невнятную фразу, которую можно было расценить как вялое возражение на столь высокую оценку его творчества, и отложил тряпку в сторону. Он снова покосился на Адама, потом резким движением снял очки и недовольно уставился на них. Без очков его глаза оказались тускло-карими, усталыми.
- Ладно, Адам, - вмешалась в их разговор леди Лора, стоявшая за спиной Адама. - Если вы с Перегрином намерены и дальше обсуждать творческие вопросы, я уверена, это гораздо удобнее делать где-нибудь в другом месте, не на сквозняке. С вашего позволения я пойду и попрошу Анну приготовить нам кофе в утренней гостиной.
Она вышла прежде, чем Перегрин успел возразить, а Адам вовсе не собирался упускать те возможности, которые она ему предоставила. Художник поспешно нацепил очки обратно на нос и посмотрел вслед графине с видом близким к полному отчаянию. "Интересно почему?" - подумал Адам.
- Ну что ж, - с улыбкой заметил Адам, потирая застывшие на сквозняке руки, - леди Лора, как всегда, практична. Кофе нам не помешает, особенно сейчас. Я поражаюсь, как ваши пальцы еще не закоченели от работы. Разрешите?
Прежде чем Перегрин успел остановить его, Адам в два шага оказался у мольберта и потянулся к мешковине. Это движение застало Перегрина врасплох; тот инстинктивно поднял руку, словно чтобы ухватить Адама за рукав, но в последнее мгновение опомнился.
- Нет... прошу вас! - выпалил он, нелепо вскинув руку, пока Адам осторожно приподнимал мешковину за край. - Я... право же, не стоит пока... я хочу сказать, я никому не показываю своих картин, пока они не...