Холмс кинулся к письменному столу, стоявшему у окна, и через мгновение вернулся с пером и чернильницей.

- Скажите, это тот же самый цвет? - спросил он, погрузив перо и сделав штрих на кончике документа.

- Совершенно тот же, - подтвердил я.

- Прекрасно. А чернила в этой чернильнице черно-голубые индиго.

Мадам фон Ламмерайн, которая стояла в стороне, вдруг устремилась к шнуру звонка, но, прежде чем она дотронулась до него, прозвучал голос Холмса:

- Даю вам слово, что если вы только коснетесь шнура, вы себя погубите, сказал он сурово.

Она застыла, протянув руку к шнурку.

- Это что еще за глупости? - спросила она насмешливо. - Вы хотите сказать, что Генри Глэдсдэйл подписал документы о своем браке вот за этим письменным столом? Глупец, любой может пользоваться чернилами такого цвета.

- Совершенно верно. Но эти документы датированы двадцатым июня тысяча восемьсот сорок восьмого года.

- Ну и что же?

- Боюсь, вы допустили небольшую ошибку, мадам фон Ламмераин. Черные чернила с примесью индиго были изобретены только в 1856 году.

Что-то страшное мелькнуло в прекрасном лице, глядевшем на нас при свете свечей.

- Вы лжете! - прошипела она.

Холмс пожал плечами.

- Любой химик подтвердит это, - сказал он, бережно укладывая бумаги в карман своего плаща. - Бесспорно, это подлинные документы о браке Франсуазы Пеллетан, - продолжал он. - Но настоящее имя жениха подчищено и в брачном свидетельстве, и на странице регистрационной церковной книги в Балансе, после чего было вписано имя Генри Корвина Глэдсдэйла. Не сомневаюсь, если окажется необходимым, микроскопическое исследование обнаружит следы подчистки. Но сами чернила являются решающим доказательством и служат примером того, как из-за небольшой ошибки могут рухнуть самые хитроумные планы. Так могучий корабль может разбиться о небольшую роковую скалу. Что касается вас, мадам, то, когда я припоминаю все, что вы проделали для осуществления своих планов против беззащитной женщины, мне трудно подобрать для сравнения какой-нибудь другой пример столь хладнокровной жестокости.

- Вы смеете оскорблять женщину!

- Вы строили планы погубить человека. Этим вы лишились права на привилегию женщины, - сказал он жестко.

Она глядела на нас со злой улыбкой на восковом лице.

- Во всяком случае, вы поплатитесь за это, - сказала она уверенно. - Вы нарушили закон.

- Верно. А теперь звонок, - сказал Шерлок Холмс. - Моим оправданием будут: подделка вами документов, попытка шантажа и - заметьте - шпионаж. Так вот, в знак признания ваших "дарований" я даю вам неделю сроку, чтобы покинуть эту страну. После этого срока о вас будет сообщено властям.

Наступило напряженное молчание, после чего, не произнеся ни слова, Эдит фон Ламмерайн подняла белую изящную руку и молча указала нам на дверь.

***

На следующее утро в двенадцатом часу, когда посуда еще не была убрана со стола, Шерлок Холмс, вернувшийся с визита, сменил сюртук на старую куртку и сидел в кресле.

- Вы видели герцогиню? - спросил я.

- Да, и рассказал ей обо всем. Исключительно из предосторожности она передала на хранение своему юристу документы с поддельными подписями ее мужа, а также мои письменные показания по этому делу. Но ей теперь нечего бояться Эдит фон Ламмерайн.

- Этим она обязана вам, мой дорогой! - воскликнул я от всего сердца.

- Ну, ну, Уотсон. Дело было достаточно простое. Сама работа явилась для меня наградой.

Я пристально посмотрел на него.

- Вы выглядите немного утомленным, Холмс, - заметил я. - Вам нужно было бы съездить на несколько дней в деревню.

- Может быть. Но это потом. Я не могу уехать из города, пока мадам не покинет наши берега: ведь она особа весьма ловкая.

- Что за прекрасная жемчужина в вашем галстуке? Не помню, чтобы я ее видел прежде.

Мой друг взял два письма с каминной доски и перебросил их мне.

- Их принесли, когда вы ходили к своим пациентам, - сказал он.

Одно из них со штампом Каррингфорд-хауз гласило:

"Вашему рыцарскому заступничеству. Вашему мужеству я обязана всем. Такой долг невозможно оплатить. Разрешите, чтобы эта жемчужина, древний символ верности, была подарком м память о жизни, которую Вы мне возвратили. Что касается меня, то я никогда этого не забуду".

В другом письме без штампа и подписи было написано:

"Мы скоро встретимся снова, мистер Шерлок Холмс.

Я не забуду о вас".

- Все дело в точке зрения, - усмехнулся Холмс. - И мне еще, возможно, придется встретиться с обеими женщинами, которые говорят одно и то же.

Затем, опустившись в кресло, он лениво потянулся за своей трубкой.