Ханна чутко уловила этот миг. Она выскользнула из-за моей спины, и я зажмурился, ослепленный белизною роскошных грудей, по которым струились напитанные блеклым солнцем волосы. Ухватившись за мои плечи, Ханна уселась мне на колени и теплота разлилась по всему телу, напитав его истомой.

Это было странное чувство, очень сладкое и одновременно очень постыдное. Меня попросту насиловали — насиловали страстно и нежно. Это доставляло бездну наслаждения, но это несло унижение, и потому в те мгновения, когда сознание частью возвращалось в свою обитель, я пытался вырваться. Но ремни не поддавались, а женщина была настойчива в своем похотливом желании. Мы застонали одновременно, а потом она привстала и прижалась к моему лицу своей роскошной грудью. И я целовал ее грудь, бесстыдно выглядывавшую из-под распахнутого халатика.

Затем Ханна решила, что с меня довольно. Она поднялась и ушла куда-то за кресло, появившись вновь лишь после того, как привела себя в порядок. К тому времени я также пришел в себя и встретил ее достаточно спокойно. Я улыбался, так как имел на это полное основание, и моя улыбка вывела Ханну из себя.

— Между нами ничего не было! — отчеканила она, встав напротив.

— Конечно, — не убирая с лица улыбки, согласился я. — А теперь развяжи меня. По-моему, нам больше не о чем сегодня говорить.

Тонкие пальцы принялись освобождать меня от клемм, отрывавшихся от потного тела с противным чавканьем. Я старался поймать взгляд Ханны, но она упорно отводила глаза. Щелкнул замок ремня, отпуская правую руку, затем получила свободу левая. Ханна разогнулась, желая отойти.

— Ноги, — негромко приказал я.

— Что?

— Ноги! — повторил я и, четко выговаривая слова, прибавил: — Ведь между нами ничего не было?

Опустив взор, женщина присела на корточки и принялась расстегивать ремни, сковывавшие мои ноги. Едва она закончила и поднялась, я грубо схватил ее. Ханна забилась, пытаясь освободиться. Еще недавно это не составило бы для нее особого труда, но теперь я был сильнее, и не только физически. Тогда она вскрикнула, выражая негодование:

— Заключенный Боунер!

Зажав мягкий рот ладонью, я прорычал, зверея от внезапно пробудившейся во мне ярости:

— Бонуэр! Запомни это имя и никогда больше не путай его! А теперь — хватит брыкаться! Уверяю, тебе это понравится!

Повалив Ханну животом на кресло, я сделал с ней то же, что несколькими мгновениями раньше она сделала со мной. Думаю, она получила удовольствие не меньшее, чем в первый раз. По крайней мере я его получил.

— Вот теперь все как надо! — сообщил я, поднимаясь.

Ханна ничего не сказала на это. Она также поднялась и запахнула халат.

— Все? — спросила она, глядя в сторону от меня.

— Не совсем. — Я неторопливо облачился в комбинезон. — Я рассказал тебе немало интересного, но ничего не услышал от тебя. Это несправедливо.

— Что же ты хочешь услышать?

— А что ты хочешь сказать?

Ханна отступила на несколько шагов, словно опасаясь, что я вновь наброшусь на нее. Это было глупо, она уже потеряла для меня всякий интерес.

— Ничего.

— Меня не устраивает такой ответ.

Женщина посмотрела на меня, и мне почудилось, что я разглядел в ее взгляде ненависть. Если это и впрямь было так, я был готов удивиться.

— Я сейчас позову хранителей.

То был настолько наивный ход, что я с трудом удержался от смеха. Не отрывая взгляда от Ханны, я направился к ней. Она стала пятиться, я упорно шел следом. Наши маневры продолжались до тех пор, пока я не припер Ханну к противоположной от двери стене. Она попыталась ускользнуть, но моя рука грубо вцепилась в трепещущее горло.

— Слушай ты, сука, — процедил я, приблизив губы к ее расширившимся от страха глазам. — Я вижу тебя насквозь. Ты получаешь удовольствие, трахая беспомощных мужиков. И не меньшее удовольствие, когда мужики трахают тебя, подтирая тобой пол, словно грязной тряпкой. Ты похотливая сладострастная шлюха! Хочешь позвать хранителей? Зови! Но не думаю, что ты сделаешь это. Я раскусил тебя еще в первый раз, когда ты разыгрывала из себя недотрогу, а через твой халатик выпирала наружу похоть! Ты из тех тварей, которым в постели скучно. Ты корчишь из себя роковую женщину, но на деле все куда проще. Таких, как ты, просто надо брать за задницу и делать все, что душе угодно. И тогда не услышишь ни слова против, потому что шлюхи любят, когда их унижают. Ведь так или я ошибаюсь?

Я стискивал пальцы все крепче, ощущая тонкое биение какой-то жилки. Глаза Ханны закатились, и со стороны могло показаться, что она близка к обмороку. Но я знал, что подобные особы в обморок не падают.

— Ну, говори, так?!

— Так, — выдавила Ханна.

Я засмеялся и запустил пальцы промеж ее ног, ощутив трепет любовной плоти.

— То-то же! Так что, думаю, мы с тобой договоримся. Ты расскажешь мне все, что вы там с Толзом задумали. И я буду очень недоволен, если память хоть в чем-то подведет тебя.

— Отпусти, — попросила Ханна.

Я не стал злоупотреблять силой и разжал пальцы на ее горле, но другая рука осталась на месте и развлекалась грубой лаской. Возможно, мое поведение было не очень красиво, но оно подчеркивало ту власть, которой я обладал над ней, как прежде она всячески подчеркивала свою власть над прикованными к креслу мужчинами.

— Давай, выкладывай! — велел я.

— Что? Что?!

— Что знаешь об этом деле! Все!

Ханна сглотнула еще раз и решилась:

— Это большая игра. Помимо Совета — в ней заинтересованы очень влиятельные люди.

Я усмехнулся:

— Надеются с нашей помощью перевоспитать общество?

— Наивный! — Ханна вернула мне усмешку. — Они делают на вас ставки. Кто победит.

— Разве это разрешено?

— Конечно нет. Ставки подпольные, тем более что правила игры и ее участники будут официально объявлены лишь за день до назначенного срока.

— Понятно, — прошептал я. — И кто же из нас котируется выше других?

— Точно не знаю, но не ты.

— Почему? — Я выдавил смешок. — Ведь в этом списке я первый.

— Начальник Толз лично консультирует многих из тех, кто заключает пари, а ты не вызываешь у него доверия. Я же сказала, Толз подозревает, что ты оговорил себя.

— А я сказал, что это — чушь!

Я произнес эти слова резким тоном и в тот же миг перехватил взгляд Ханны. Она была крайне возбуждена. Плоть под моей рукой вибрировала от наслаждения, грудь начинала вздыматься. Я резко убрал руку. У меня вдруг возникло ощущение, будто пальцы вымазаны в чем-то омерзительно грязном, потому я поспешно отер их о халат Ханны. Ее лицо перекосилось то ли от злобы, то ли от разочарования.

— Тебе лучше знать.

— Конечно! — подтвердил я. — Что еще?

— Толз сказал, что это будет занимательное зрелище.

— Не сомневаюсь.

— Еще он сказал, что никто из вас не останется живых.

— Как так — не останется? — процедил я, хватая Ханну за волосы и заставляя ее смотреть мне в глаза.

Ханна вскрикнула и попыталась освободиться, что я ей, естественно, не позволил.

— Того, кто победит, даже если он сумеет вовремя попасть в шлюзовую камеру, прикончат в космосе.

— Толз делится с тобой всеми секретами? — ухмыляясь, поинтересовался я.

— Не знаю насчет всех, но это он мне сказал.

Я медленно разжал пальцы, пропуская сквозь них рыжие пряди волос.

— Я предполагал нечто подобное. Что ты знаешь об обработке, какой нас подвергают?

— Обычная, как для спецкоманд. Гормоны, стероиды, психовнушение.

— Нас хотят выставить зверьми?

— А разве вы не звери?

Я не нашел ничего лучшего, как согласиться:

— Звери. Ты рассказала все?

— Да.

Усмехнувшись, я протянул руку, желая потрепать Ханну по щеке. Женщина испуганно отшатнулась.

— Молодец, сучка. Я знал, что мы договоримся. — Я смотрел на ее подрагивающие губы, и мне вдруг захотелось взять ее еще раз. Страх вызывает вожделение, я уже как-то упоминал об этом. Но следовало поберечь силы, а, кроме того, звериное чутье подсказало мне, что в комнату вот-вот должны войти. Ладно, я, пожалуй, пойду. А ты помалкивай. Если надумаешь рассказать кому-нибудь, что здесь произошло, мне, конечно, влетит, но и тебе не поздоровится. Кроме чисто практических соображений, полагаю, тебе не захочется сделать это еще и потому, что наша нечаянная встреча доставила тебе удовольствие. Ведь так? — Я был уверен, что Ханна ответит утвердительно, и не ошибся. Она кивнула. — В таком случае, прощай!