– Если б я окончила ваш чертов Итон, вы бы меня не выгнали! – орала она в кабинете Уэбберли, и ее срывающийся голос разносился по всему этажу. – Если б у меня был счет в банке да еще титул в придачу и я бы трахала все, что движется – женщин, мужчин, детей и животных, – я бы вполне годилась для вашего отдела!

Как только прозвучало упоминание Итона, три головы повернулись в сторону Линли. К концу этой речи странная тишина, воцарившаяся посреди привычных звуков буднего дня, известила Линли, что на него таращатся уже все сотрудники. Он как раз стоял возле полки, нащупывая неуклюжими, внезапно одеревеневшими пальцами папку с делом Гарри Нельсона. На самом деле эта папка не очень-то ему и требовалась. Во всяком случае, не так срочно. Но не мог же он целый час простоять лицом к шкафу. Нужно повернуться, нужно возвратиться на свое место.

Он с трудом заставил себя выполнить эти простые движения, заставил себя произнести легкомысленно: «Нет уж, до животных я не опускался», – и якобы беззаботно пройти по комнате.

Его шуточку приветствовали нервные смешки. Всем было неловко.

Дверь в кабинет Уэбберли с грохотом захлопнулась, и Хейверс вылетела в коридор: рот сведен яростной гримасой, лицо опухло, покрылось пятнами от слез, которые она гневно утирала рукавом. Глаза их встретились, и губы женщины презрительно искривились. Линли поежился, ощутив всю глубину ее ненависти.

В тот же миг здоровяк Макферсон положил на его стол папку с делом Гарри Нельсона и дружелюбно проворчал: «Не бери в голову, ты у нас парень что надо», однако прошло по меньшей мере десять минут, прежде чем руки перестали дрожать и Линли сумел набрать номер и поболтать с Хелен.

– Как насчет ланча? – спросил он ее.

Она сразу все поняла. Догадалась по его голосу.

– Ну конечно, Томми. Саймон все утро подсовывает мне эти отвратительные образцы вырванных волос – можешь себе представить, дорогой, когда вырывают волосы, кожа скальпа просто лоскутьями сходит, – так что ланч мне сейчас просто необходим. Встретимся у Конно?

Благослови, Боже, Хелен. В этот год она сделалась для него самой надежной пристанью. Тряхнув головой, Линли отогнал эту мысль и вновь посмотрел на Хейверс. Немного смахивает на черепаху. Особенно нынче утром – как она подобралась, когда в комнату вошла Хелен. Прямо-таки окоченела, бедняжка, с трудом пару слов из себя выдавила и вновь заползла в свой панцирь. Вот дурочка! Будто Хелен ей страшна.

Линли нащупал в кармане сигареты и зажигалку. Сержант Хейверс мельком глянула на него и вновь уткнулась в отчет. Лицо ее застыло. Не курит, не пьет. Линли мрачно усмехнулся. Придется привыкать, сержант, я не собираюсь отказываться от своих пороков. Во всяком случае, не в этом году.

Он не мог понять, почему вызывает у нее столь явную антипатию. Разумеется, существуют определенные социальные различия, хотя на самом деле это скорее повод для насмешек, и уж он получил сполна, когда ребята узнали, что Линли унаследовал титул. С неделю они приветствовали его церемонными поклонами или изображали звук фанфар, едва Линли появлялся в комнате, однако примерно через неделю все об этом позабыли, и только Хейверс, казалось, по-прежнему слышала пышный титул «восьмой граф Ашертон» всякий раз, как только Линли оказывался поблизости. Впрочем, он старался даже близко к ней не подходить, особенно с тех пор, как Хейверс перевели в патрульные.

Линли испустил вздох. А теперь их вместе послали на задание, Что же такое задумал Уэбберли, соединяя столь несовместимых напарников? Суперинтендант казался Линли одним из умнейших людей в Скотленд-Ярде, так что он создавал эту пару противоположностей не ради комического эффекта. Если бы еще знать, кто из нас Дон-Кихот, а кто Санчо Пайса, подумал он, глядя в залитое дождем окно, и рассмеялся.

Сержант Хейверс с недоумением поглядела на своего спутника, но ни о чем не спросила.

– Смотрю, нет ли поблизости ветряных мельниц, – улыбнулся он.

Они пили железнодорожный кофе из железнодорожных стаканчиков. Сержант Хейверс решилась наконец заговорить о деле.

– На топоре нет отпечатков пальцев, – напомнила она.

– Странно, не правда ли? – откликнулся Линли. Содрогнувшись от мерзкого вкуса тепловатого напитка, отставил чашечку и продолжил: – Убить собаку, убить родного отца, сидеть над трупом, дожидаясь полиции, но при этом не забыть стереть отпечатки пальцев с рукоятки топора? Это нелогично.

– Как вы думаете, инспектор, зачем она убила собаку?

– Чтобы не было шума.

– Да, наверное, – нехотя согласилась она. Линли заметил, что сержанту хотелось сказать что-то еще.

– Что у вас на уме, Хейверс?

– Да так, ничего. Скорее всего, вы совершенно правы, сэр.

– Но у вас была какая-то идея. Выкладывай-те. – Хейверс все еще отводила взгляд. – Ну же, сержант.

Барбара откашлялась.

– Я просто подумала, что ей не было нужды убивать собаку. Ведь это же ее собака. С какой стати пес стал бы лаять на нее? Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, что пес должен был лаять на чужака и тот убил собаку, чтобы заставить ее замолчать.

Линли изящным жестом переплел свои тонкие пальцы.

– Странный случай с собакой в полночь, – пробормотал он, словно смакуя заголовок детектива. – И все же пес мог залаять, увидев, как девушка наносит удар отцу, – возразил он.

– Но… я вот что подумала, сэр. – Хейверс судорожно принялась заправлять коротко стриженные волосы за ухо и в результате сделалась еще непривлекательней, чем прежде. – Ведь похоже, что собака погибла первой, не правда ли? – Пролистав сложенные в папку бумаги, она извлекла одну фотографию. – Тело Тейса рухнуло прямо на собаку.

Линли вгляделся в это изображение.

– Да, верно. Но, может быть, она это подстроила?

Маленькие проницательные глазки сержанта удивленно расширились.

– Нет, не думаю, сэр. Это маловероятно.

– Почему же?

– Тейс был шести с лишним футов ростом. – Она принялась неуклюже перелистывать страницы отчета. – Он весил… вот, здесь указано… четырнадцать с половиной стоунов[2]. Можете ливы вообразить, как Роберта ворочает четырнадцать с половиной стоунов мертвого веса только для того, чтобы изменить картину преступления? И это при том, что она сама тут же призналась в содеянном? По-моему, это невероятно. К тому же голова отрублена, и, если бы она перемещала труп, стены были бы забрызганы кровью, ведь так? А здесь нет пятен.

– Очко в вашу пользу, сержант, – признал Линли, доставая из кармана очки. – Думаю, придется с вами согласиться. Позвольте мне еще раз взглянуть. – Барбара передала ему всю папку. – Время смерти между десятью вечера и полуночью, – отметил он скорее для самого себя, чем для Барбары. – На ужин он ел цыпленка с горохом. В чем дело, сержант?

– Пустяки, сэр. Кто-то наступил на мою могилу.

Очаровательное выражение.

– Ага! – сказал он, продолжив чтение. – В крови барбитураты. – Он озабоченно нахмурился и поверх очков уставился на сержанта. – Трудно представить себе, что подобному человеку требуется снотворное. Он возвращается домой после тяжелого трудового дня на ферме, наглотавшись свежего воздуха лугов и долин. Съедает обильный ужин и засыпает сразу же, у камелька. Буколический рай. Зачем же ему понадобилось снотворное?

– По-видимому, он принял таблетку незадолго до смерти?

– Разумеется. Не во сне же он добрался от дома до хлева.

Барбара тут же съежилась от его тона, спряталась в свою раковину, как улитка.

– Я только хотела сказать…

– Я пошутил, – поспешно извинился Линли. – Со мной такое бывает. Пытался разрядить обстановку. Постарайтесь привыкнуть к этому.

– Конечно, сэр, – подчеркнуто вежливо ответила она.

Этот человек бросился им наперерез, как только они вышли из поезда и направились к выходу со станции. Человек был худ до истощения, – судя по его виду, он страдал от сотни всевозможных недугов, преимущественно желудочных, обративших его жизнь в кошмар. Приближаясь к ним, он успел на ходу забросить в рот таблетку и принялся с угрюмой яростью дробить ее зубами.