Те Черные Болгаре, которые исповедовали христианскую религию, по всей вероятности, получили богослужение на родном языке, а следовательно, уже имели перевод Священного Писания, по крайней мере наиболее необходимых богослужебных книг. Это предположение, совершенно согласное с духом греческой проповеди и с примерами других восточных народов, приводит нас к известному спорному месту из жития Константина Философа. Славянский апостол на пути своем к Хазарам нашел в Корсуни Евангелие и Псалтирь, написанные русскими письменами. Теперь, когда мы знаем о существовании в те времена Таврических и Таманских Болгар и не сомневаемся в их исконных связях с Руссами, теперь мы не найдем ничего странного в этом известии, которое предыдущим исследователям казалось каким-то недоразумением. Очевидно, тут разумеется перевод Священного Писания на древнеболгарский язык, иначе называемый у нас церковно-славянским. Почему же письмена в житии названы "русскими"? На этот вопрос можно отвечать двояко: или составитель жития употребил название Русь, под которым Черные Болгаре более были известны собственно в его время, приблизительно во второй половине X века; или это название употреблялось для обозначения тех же Болгар уже во второй половине IX века, то есть в эпоху Кирилла и Мефодия. Первое нам кажется вероятнее; но и второе было бы соответственно упомянутой выше "Русской митрополии" времен Льва Философа, которую мы также относим в страну Черных Болгар.
Но обратимся к самому сказанию о миссии Константина в Хазарию. Напомним содержание этого любопытного сказания по наиболее полному его житию, так называемому Паннонскому.
К императору Византийскому пришли послы от Хазар и сказали: "С одной стороны Сарацины, с другой Евреи стараются нас обратить в свою веру; просим у вас мужа, свядущаго в книжном учении: если он переспорит Евреев и Сарацин, то мы примем вашу веру". Царь послал к ним Константина Философа. Последний отправился в путь и прибыл в Корсун. Здесь он научил жидовскому языку и письму и перевел восемь частей грамматики. Тут жил некий Самарянин, который дал ему свою книгу; философ с Божией помощью научился читать и самарянские книги; вследствие этого удивленный Самарянин принял крещение. Константин нашел тут Евангелие и Псалтирь, написанные русскими письменами, и человека нашел, который говорил русским языком; беседуя с ним, он научился читать и говорить на этом языке. Потом, услыхав, что мощи св. Климента, папы Римского (сосланного в Херсонес во время гонения на христиан при Траяне и утопленного здесь по его приказанию), все еще находятся в море, Константин, с помощью Херсонского архиепископа и клира, предпринял труд отыскать мощи, сел на корабль и действительно нашел их.
Между тем хазарский воевода осадил какой-то христианский город. Узнав о том, философ отправился к этому воеводе и так подействовал на него своей проповедью, что тот обещал креститься и отступил от города. Вслед затем на философа во время пути напали Угры в тот час, когда он молился, и хотели его убить; но он не устрашился и продолжал свою молитву. Угры укротились, послушали его назидательных слов и отпустили невредимым со всеми спутниками. После того Константин сел на корабль и отправился в Хазарию по Меотийскому озеру, к Каспийским воротам Кавказских гор. Следуют прения о вере с хитрыми и лукавыми еврейскими учителями в присутствии Хазарского кагана о Св. Троице, о воплощении Сына Божия, о Моисеевом законе обрезания, об иконопочитании и проч. Разумеется, Константин "перепрел", то есть победил своих противников. Каган дал своим людям позволение креститься; из них было окрещено двести человек. Сам каган, однако, ограничился похвалой Константину и благодарственным письмом царю Византийскому. Вместо предложенных ему даров Константин испросил у кагана освобождения двадцати пленным Грекам. После того он воротился в Корсунскую страну.
По соседству с этой страной лежала область Фульская, населенная каким-то племенем, хотя и принявшим уже христианскую веру, но все еще не покидавшим своих языческих обрядов и суеверий. Здесь стоял большой дуб, сросшийся с черешней; жители называли его Александром и совершали под его тенью свои языческие обряды; только женщинам было запрещено приближаться к заповедному дубу. Константин отправился в эту область и начал уговаривать жителей оставить идолопоклонство и предать дуб огню. Жители отвечали, что почитание дуба они наследовали от своих отцов и привыкли обращаться к нему в своих нуждах, особенно с молением о дожде; что если кто дерзнет коснуться его, то будет поражен смертью, и не будет им более дождя. Философ, взяв Евангелие, своим поучением наконец так подействовал на них, что старейшина сделал поклон и облобызал Евангелие; за ним последовали и другие. Константин роздал им зажженные свечи и с пением молитв повел их к дубу. Взяв топор, он ударил тридцать три раза по дубу; затем велел срубить его и сжечь. В ту же ночь Бог послал обильный дождь.
Мы указываем преимущественно на эти подробности, потому что они имеют важность для вопросов, нас занимающих; а между тем главное внимание сказания о путешествии Константина к Хазарам посвящено прениям его с Евреями. Тут прямо указано, что рассказ об этих прениях взят из книги Мефодия, который написал о них особое сочинение и разделил его на восемь глав. Тому же сочинению, конечно, принадлежат и указанные нами подробности о путешествии Кирилла в Корсун и Хазарию, путешествии, в котором Мефодий сопутствовал своему брату. В то время, когда составлены были Паннонские жития обоих братьев, очевидно, деяния их сделались уже предметом легенды; так что нелегко выделить исторический элемент. Первое составление этих житий совершилось не ранее X века; а редакция, в которой они дошли до нас, относится ко времени более позднему. Постараемся теперь определить те исторические данные, которые можно извлечь из сказания о Хазарской миссии Кирилла.
Во-первых, само посольство Хазарского кагана к Византийскому императору с просьбой прислать учителя по вопросу о религии есть общий мотив для подобных сказаний. Но обыкновенно просьба о присылке учителей следует уже после принятия веры, собственно для утверждения в ней, и подобная просьба встречается не только в христианском мире, но и в мусульманском (например, у Камских Болгар по Ибн-Фадлану). А так как хазарские каганы уже с VIII века исповедовали иудейскую религию, то в действительности едва ли они могли обращаться к императору с просьбой о присылке христианских миссионеров. Правда, между их подданными, по известию арабских писателей (впрочем X века), было много христиан; но и это обстоятельство едва ли могло побудить кагана к особой заботливости об успехах христианской религии. Результат миссии при Хазарском дворе, очевидно, не был особенно блистательный; так как он ограничился крещением двухсот человек; причем сам каган не принял христианской веры. Поэтому в просьбе верховного Хазарского кагана о присылке христианских проповедников мы сомневаемся. Но мы знаем, что христианская проповедь в странах Прикавказских была предметом постоянных забот и попечений со стороны византийского правительства. Примером этих попечений служит распространение христианства в Лазии (Мингрелии), Иверии (Грузии), Авазгии (Абхазии) и Зихии или соседней с Таманью части Кавказа. Мы знаем также примеры крещения у тех Гуннов, которые позднее являются под именем Черных Болгар. Нет никакого сомнения, что византийское правительство неоднократно делало попытки обратить в христианство и народ Хазарский. Но очевидно, оно встретило здесь сильное препятствие в лице иудейства, которое успело укрепиться при Хазарском дворе в VIII веке, то есть в том веке, когда греческая церковь была волнуема иконоборством, и следовательно, не могла сосредоточить свою энергию на борьбе с этим препятствием. Подобные соображения приводят нас к вопросам: куда, собственно, путешествовал Кирилл? Был ли он действительно у Хазарского кагана, где-то подле Каспийских ворот, то есть около Дербента? Эти "Каспийския ворота Кавказских гор" не представляют ли здесь какого-либо позднейшего искажения, когда миссия Кирилла облеклась уже в легендарную форму? Может быть, Кирилл плавал Меотийским морем (и отчасти рекой Кубанью) просто к подошве Кавказских гор (около Дарьяльского пути), туда, где жило настоящее Хазарское племя? Таким образом мы снова приходим к вопросу о двойственном составе Хазарской народности и решаемся предположить, что Кирилл путешествовал не к тем Турко-Хазарам, которые жили около Каспийского моря и Нижней Волги, а, собственно, к Хазарам-Черкесам. Он мог частью Меотийского моря приплыть в правый рукав Кубани, то есть в Черную Протоку, и потом пробраться в Кабарду, причем, собственно, Кавказские ворота (Дарьяльские) в предании могли быть смешаны с воротами Каспийскими, то есть с Дербентом.