На Казанском археологическом съезде 1877 года один весьма уважаемый мною ученый, хотя и не безусловный сторонник норманнской теории, по поводу своего реферата "О характере власти наших первых князей", высказал, между прочим, два возражения. Против туземного их происхождения будто бы говорят следующие обстоятельства: 1) на Руси не сохранилось народных легенд о божественном происхождении князей, как это встречается у других народов, и 2) начальная хронология нашей летописи достоверна, так как летописец пользовался какими-то старыми записями, что подтверждается его сказанием о комете 912 года. (Возражения эти, хотя и не вполне, напечатаны в "Известиях Четвертого археологического съезда" Казань, 1877, стр. 125- 127.) Случайно я не мог в то время ответить на эти возражения. Отвечаю теперь. Легенды о божественном происхождении князей не везде сохранились и у других народов. А главное, у кого мы будем искать сохранения таких легенд на Руси? Они, конечно, могли принадлежать только к языческому периоду; а наш летописец-монах или игумен менее всего расположен был передавать потомству мифологические басни. И если он, почему бы то ни было, раз остановился на известном домысле о призвании князей из-за моря, то, естественно, не желал и повторять такие легенды, которые противоречили бы этому его излюбленному домыслу. Скорее всего подобная легенда могла сохраниться в поэтических произведениях, проникнутых языческим мировоззрением. И она действительно сохранилась. Слово о Полку Игореве прямо называет русских князей потомками (внуками) Даждьбога. Поэт, конечно, не сам придумал такую генеалогию, а взял ее из народных этнических сказаний. Мало вероятия, чтобы таковые сказания остались совершенно неизвестными автору начальной летописи, игумну Сильвестру; но он, повторяю, с своей точки зрения относился к подобной генеалогии неприязненно, отрицательно. Что же касается до кометы 912 года, то она менее всего может свидетельствовать в пользу каких-то современных ей русских записок и достоверности летописной хронологии о варяжских князьях. Известно, что образцом и главным источником начальной летописи служил славянский перевод византийской хроники Амартола и его продолжателей. Из той же хроники заимствовано также известие и о комете 912 г. (см. греческий текст в Учен. Зап. Акад. Н., кн. VI, стр. 797). В русской летописи оно, конечно ошибкой, отнесено к 911 году. Мы уверены, что многоуважаемый ученый (К. Н. Бестужев-Рюмин) примет наше объяснение с обычными ему беспристрастием и любовью к исторической истине.
Пользуюсь случаем прибавить кое-что к вопросу об источниках русского начального летописца.
В прежних своих работах я уже указывал на результаты, которые получаются от сравнения всех известий летописи о морских походах в Византию. Оказывается, что известия о походах 865 и 941 гг. заимствованы ею буквально из хроники Амартола и его продолжателей, и в них не упоминается о варягах. Известия о походах 907 и 944 гг. свои собственные, не заимствованные; они баснословны и приплетают варягов. Наконец, известие о походе 1043 г. очевидно самостоятельное, независимое от византийских хроник; оно отличается от них подробностями, но сходно с ними указывает на участие наемных варягов. Таким образом, это участие в данном морском походе является несомненным и хронологически первым. А отсюда, от времен Владимира и Ярослава, от конца X и первой половины XI века, летописец делал произвольное заключение о присутствии варягов и в двух помянутых предыдущих походах, о которых он не имел положительных, достоверных сведений (см. выше стр. 372-374). Я высказал предположение, что наш летописец известие о походе 1043 года, конечно, "почерпнул из рассказов стариков, современников самому событию". Это предположение свое могу подтвердить и дополнить следующею догадкою, основанною на сопоставлении разных свидетельств самой летописи. Под 1106 г. в ней говорится: "преставися Ян, старец добрый, жив лет 90; от него же аз многа словеса слышах, еже и вписах в летописаньи семь; его же гроб есть в Печерском монастыре в притворе". Этот старец был не кто иной, как знатный киевский боярин Ян Вышатич, друг знаменитого игумена Феодосия Печерского. Автор летописи, игумен Выдубецкий Сильвестр, вероятно, сам был печерским иноком при Феодосии, а потому имел возможность нередко слышать рассказы Яна, когда тот посещал монастырь (а м.б. он беседовал с Яном, уже будучи Выдубецким игуменом?). К рассказам Яна, приводимым летописью, несомненно принадлежит пространное известие о волхвах в Ростовской области под 1071 г., причем Ян Вышатич главным образом повествовал о собственных подвигах. Если обратимся к неудачному походу Руси на Царьград в 1043 г., то увидим, во-первых, что тут не только подтверждается присутствие наемных варягов, но и прямо указано на их антагонизм или несогласие с Русью; а во-вторых, явно прославляется Вышата, "отец Янев", в ущерб другим начальникам. Из всех воевод только один Вышата не захотел покинуть 6000 руси, выброшенной бурею на берег, и сказал мужественные слова: "аще жив буду, с ними, аще ли погибну, то с дружиною". В этом известии нельзя не узнать того же источника, то есть Яна Вышатича, который, очевидно, любил рассказать что-нибудь любопытное или похвальное о себе и своем отце. Подробности похода 1043 г. он, конечно, слыхал от отца Вышаты; но и сам Ян мог лично участвовать в том же походе, так как имел уже 27 лет от роду.
Если мы ближе всмотримся в то обстоятельство, что, только благодаря старикам, подобным Яну Вышатичу, летописец мог вести достоверное повествование с конца X или начала XI века; что туземных исторических записей о русских событиях он не имел ранее XI века (исключая некоторые договоры с греками), но еще более убедимся в том, как шатки и ненадежны его известия о событиях IX века и какое поле представлялось разного рода генеалогическим басням и тенденциозным домыслам. Он, например, ровно ничего не знает, по крайней мере не говорит, о великих походах Руси на восток, в Каспийское море, в первой половине X века; о чем так громко повествуют арабские писатели.
В параллель с басней о призвании варяжских князей можно поставить в наших летописях и другие сказания, сообщаемые еще более положительным тоном, но фактически совершенно неверные, и даже целые документы. Бог весть на каких основаниях сочиненные. Например, "Сказание о убиении Батыя во Угрех" (Воскресенск. и Никоновск.) или "Рукописание Магнуша короля Свейского". (Новогор. IV под 1347 г. Воскресенск. и Софийск. под 1352, Никоновская). Мало того, в настоящее время на Валааме монахи покажут вам даже могилу этого Магнуса, который будто бы здесь окончил свою жизнь православным иноком. Это так же, как в наше время сочинили могилу Синеуса около Белозерска, а под Новгородом вы найдете могилу Гостомысла. В недавнее время развалины каменной крепости в Старой Ладоге стали именовать "Рюриковым Городищем"; хотя нет никаких свидетельств о древности такого названия, и хотя летописи прямо свидетельствуют, что эта крепость построена ладожским посадником Павлом при Владимире Мономахе, именно в 1116 году. Тем не менее можно иногда встретить ссылки на подобные названия и могилы, как будто на какое-либо историческое свидетельство.
Впрочем, опять повторяю, что не призвание трех иноземных князей (наставительный домысел о начале княжеской власти как источнике гражданского порядка) считаю и корнем или узлом всего вопроса и всей норманнской системы, а несомненное искажение первоначального летописного текста, повлекшее за собою смешение туземной Руси с заморскими варягами в один небывалый народ. Приглашаю своих противников, и прежде всех достоуважаемого А. А. Куника, сосредоточиться на этом пункте и сопоставлением всех существующих текстов опровергнуть это мое главное положение.
Ввиду такого приглашения приведу вкратце мои доводы относительно позднейшего искажения летописного текста, в котором первоначально Русь стояла на первом месте во ряду народов, призывавших варяжских князей.
1) Новгородские летописи, начало которых до нас не дошло, несомненно заключали в себе легенду о призвании князей. На это указывают: слова новгородских послов в Швеции в 1611 году, отрывок из Иоакимовой летописи и Летописец патриарха Никифора. Но в новгородских летописях Русь вместе с другими народами участвует в призвании князей от заморских варягов (а не от варягов-русов), о чем свидетельствуют тот же Иоакимовский отрывок, а главным образом Летописец патриарха Никифора. Сей последний не только составлен в Новгороде, но и дошел до нас в рукописи XIII века; следовательно, это самый старший из всех имеющихся налицо летописных списков. А там ясно сказано: "Придоша Русь, Чюдь, Словене, Кривичи к Варягом, реша: земля наша" и проч.