Рассказывая обо всех этих событиях, новый председатель судового комитета Григорий Корнев заметил:

- Конечно, сейчас Керенскому плевать на наш протест. Но резолюция наша не пропала даром, она заставила многих матросов задуматься.

Он информировал меня о прошедших выборах в ЦКБФ нового созыва:

- Некоторые команды выбрали таких представителей, которые горой за Временное правительство стоят. Но экипаж "Республики" и в этой обстановке от своей линии не отступился, снова тебя избрали, хотя ты и в тюрьме сидел. И ничего, не решаются власти возражать против твоей кандидатуры.

Я поведал товарищам, как выступал во ВЦИКе, об обвинительном заключении следствия. Узнав, что меня объявили немецким шпионом, комендор Чистяков с серьезным видом произнес:

- Наверное, мало тебе германцы платят - бушлат совсем пообтрепался. Сходи-ка в нашу каптерку, получи новый.

Все дружно посмеялись над шуткой.

Меня трогала забота товарищей. Она проявлялась даже в мелочах - то лишний кусок в тарелку подложат, то книжку интересную разыщут... Дня три я действительно отдыхал, набирался сил. Потом неудобно стало. Узнав, что товарищи отправляются на берег проводить митинг, попросился с ними.

С этого дня окунулся в работу. Кроме "Республики" в бухте Лапвик появилось еще несколько кораблей. Мы организовали летучую группу агитаторов из представителей нескольких команд и начали разъезжать по побережью вплоть до Ганге и Або. Выступая перед матросами и солдатами, разоблачали политику Временного правительства. Мы с радостью убеждались в том, что Временному правительству не удалось обмануть и запугать массы, подорвать влияние большевиков. Лишь первое время после июльских событий чувствовалась некоторая растерянность. Кое-где в частях и на кораблях соглашателям удалось даже протащить резолюции в поддержку Временного правительства.

Но эта победа буржуазии и соглашателей была непрочной. Жизнь наглядно показывала массам, что им не по пути с меньшевиками и эсерами, стремящимися ликвидировать права народа, завоеванные в феврале.

После массовых арестов большевики быстро оправились и продолжали работу с еще большей активностью. Гельсингфорсскому комитету РСДРП (б) удалось вновь открыть свою газету. Правда, теперь она называлась не "Волна", а "Прибой". Но это не отразилось на ее содержании.

В начале августа матросы начали подавать заявления о выходе из партии эсеров. Число желающих порвать связь с социал-революционерами увеличивалось с каждым днем. На миноносце No 216 моряки составили коллективное обращение. Они писали, что судовая ячейка "находит нужным оставить партию эсеров с ее кадетскими лозунгами... выйти из рядов исконного врага трудящихся масс, буржуазии и стать под одно знамя труда и интернационала, партии большевизма. Пролетарии всех стран, соединяйтесь!".

Ниже следовало двадцать три подписи. На крейсере "Диана" из эсеровской партии вышли сразу шестьдесят человек...

А ряды большевиков неуклонно росли. К началу августа организация РСДРП (б) в Гельсингфорсе насчитывала уже более 4500 человек. Наша агитация находила все более широкий отклик. За время разъездов по частям береговой обороны в кармане моего бушлата скопилась толстая пачка резолюций, принятых на митингах. Все они говорили о том, что солдаты и матросы решительно протестуют против политики Временного правительства. Многие из них вступили в партию большевиков.

В то время как на местах происходило заметное полевение масс, Центробалт нового созыва, избранный в период наступления контрреволюции, оказался в большинстве своем соглашательским.

На его первом же заседании новый командующий Балтийским флотом контр-адмирал А. В. Развозов, присланный в Гельсингфорс вместо Вердаревского, без обиняков заявил,1 что Центробалт будет впредь руководствоваться программой, выработанной для него штабом флота. Развозов считал, что следует в первую очередь заняться хозяйственными делами флота, не лезть в политику, поддерживать правительственные органы и Центрофлот. В ЦКБФ первого и второго созывов такая речь вызвала бы бурное негодование. Но теперь Развозова встретили аплодисментами.

Развозов прежде был начальником Минной дивизии. Ее состав отличался верноподданническим отношением к Временному правительству, и оно решило вверить ему флот. По мнению морского генерального штаба, это был "твердый руководитель", а главное - политически благонадежный.

Развозов надеялся превратить ЦКБФ в орган, который не будет вмешиваться в дела штаба и отойдет от политических вопросов.

В Гельсингфорсском комитете партии, куда я явился после возвращения из бухты Лапвик, мне сказали, что контакт с Центробалтом почти утрачен, там нужно восстановить влияние большевиков.

Новый председатель ЦКБФ Сергей Магнитский встретил меня без особого восторга. Он уже успел забыть обиду, нанесенную ему в июльские дни. Он гордился, что избран председателем, и добросовестно выполнял советы Развозова.

- Слышал я, что ты все не унимаешься, агитируешь против правительства - сказал он мне при встрече. - Откровенно говоря, не пойму, зачем вы, большевики, воду мутите. Сейчас страну к единению звать надо, а вы к расколу ведете...

- Нет, отчего же? Мы тоже за единение - только не вод властью Временного правительства. И народ нас поддерживает. На вот, полюбуйся, что матросы и солдаты о "временных" говорят, и особенно о твоем любимчике Керенском!

Я протянул Магнитскому пачку привезенных с собой резолюций. Он пробежал глазами несколько листков, поморщился. Потом сказал сухо:

- Предупреждаю, что сейчас такая агитация в Центробалте не пройдет.

- Это мы еще посмотрим, - ответил я и отправился устраиваться в каюту.

Мы снова поселились вместе с Сапожниковым. Иван с первых же минут встречи начал вовсю ругать соглашателей из нового состава Центробалта, а больше всего - председателя Сергея Магнитского. Он рассказал, что теперь заседания проходят нудно. Недавно, например, решали, каков должен быть порядок командировок и переводов с корабля на корабль, говорили о постановке санитарного дела на флоте, о питании членов ЦКБФ, о самовольных отлучках матросов, о раскладке жалованья.

- Штаб командующего нарочно загружает нас подобными вопросами, пояснил Сапожников, - чтобы на политику времени не оставалось. Только, я думаю, командующий напрасно опасается. Такой состав Центробалта не решится ослушаться правительства. Управляющий морским министерством Лебедев написал в газете, что новый Центробалт продолжает вести прежнюю политику. Конечно, он наврал. Ничего общего между старой и нынешней линией! И командование флота об этом отлично знает. И все же наши соглашатели перепугались: а вдруг поверят! Вчера приняли резолюцию о том, что мы теперь другие. Да еще слезно просили Центрофлот оградить от незаслуженных нападок. Нашли кого умолять! Центрофлотовцы сами на задних лапках перед правительством ходят... Вчера же Гребенщиков предложил на заседании - давайте, говорит, товарищи, выясним свою политическую физиономию, давайте идти рука об руку с центральной властью... Слушать противно!

Сапожников сетовал, что малочисленная группа большевиков ничего не может поделать с соглашательским большинством Центробалта.

- Недавно Измайлов из тюрьмы вернулся, - добавил Иван, - он хотя и эсер, но левый и нашу линию поддерживает. Хорошо, вот ты еще приехал сейчас каждый штык на счету...

В том, что Сапожников не преувеличивает трудностей, я убедился на ближайшем заседании. Обсуждались текущие дела, и речь шла о контакте с научно-просветительным отделом матросского клуба в Гельсингфорсе. Слово взял Гребенщиков. Ему, оказывается, не нравится, что на местах матросы открыто критикуют правительство, требуют освобождения все еще сидящих в тюрьмах членов делегации Балтийского флота.

- Это что же получается? - восклицал Гребенщиков. - Подобные выступления частей флота подрывают авторитет Центробалта, тормозят его работу, ставят в неловкое положение.

- Мы сами себя поставили в такое положение, когда встали на соглашательскую позицию! - крикнул с места Солопенко, унтер-офицер с "Дианы".