Ахмет-Оглы берет свою клюку

И покидает город многолюдный.

Вот он идет по рыхлому песку,

Его движенья медленны и трудны.

— Ахмет, Ахмет, тебе ли, старику,

Пускаться в путь неведомый и чудный?

Твое добро враги возьмут сполна,

Тебе изменит глупая жена. —  

"Я этой ночью слышал зов Аллаха,

Аллах сказал мне: — Встань, Ахмет-Оглы,

Забудь про все, иди, не зная страха,

Иди, провозглашая мне хвалы;

Где рыжий вихрь вздымает горы праха,

Где носятся хохлатые орлы,

Где лошадь ржет над трупом бедуина,

Туда иди: там Мекка, там Медина" —

— Ахмет-Оглы, ты лжешь! Один пророк

Внимал Аллаху, бледный, вдохновенный,

Послом от мира горя и тревог

Он улетал к обители нетленной,

Но он был юн, прекрасен и высок,

И конь его был конь благословенный,

А ты... мы не слыхали о после

Плешивом, на задерганном осле. —

Не слушает, упрям старик суровый,

Идет, кряхтит, и злость в его смешке,

На нем халат изодранный, а новый,

Лиловый, шитый золотом, в мешке;

Подмышкой посох кованый, дубовый,

Удобный даже старческой руке,

Чалма лежит как требуют шииты,

И десять лир в сандалии зашиты.

Вчера шакалы выли под горой,

И чья-то тень текла неуловимо,

Сегодня усмехались меж собой

Три оборванца, проходивших мимо.

Но ни шайтан, ни вор, ни зверь лесной

Смиренного не тронут пилигрима,

И в ночь его, должно быть от луны,

Слетают удивительные сны.

И каждый вечер кажется, что вскоре

Окончится терновник и волчцы,

Как в золотом Багдаде, как в Бассоре

Поднимутся узорные дворцы,

И Красное пылающее море

Пред ним свои расстелет багрецы,

Волшебство синих и зеленых мелей...

И так идет неделя за неделей.

Он очень стар, Ахмет, а путь суров,

Пронзительны полночные туманы,

Он скоро упадет без сил и слов,

Закутавшись, дрожа, в халат свой рваный,

В одном из тех восточных городов,

Где вечерами шепчутся платаны,

Пока чернобородый муэдзин

Поет стихи про гурию долин.

Он упадет, но дух его бессонный

Аллах недаром дивно окрылил,

Его, как мальчик страстный и влюбленный,

В свои объятья примет Азраил

И поведет тропою, разрешенной

Для демонов, пророков и светил.

Все, что свершить возможно человеку,

Он совершил — и он увидит Мекку.

"Пленительная, злая, неужели

Для вас смешно святое слово: друг?

Вам хочется на вашем лунном теле

Следить касанья только женских рук,

Прикосновенья губ стыдливо-страстных

И взгляды глаз нетребующих, да?

Ужели до сих пор в мечтах неясных

Вас детский смех не мучил никогда?

Любовь мужчины — пламень Прометея,

И требует и, требуя, дарит,

Пред ней душа, волнуясь и слабея,

Как красный куст горит и говорит.

Я вас люблю, забудьте сны!" — В молчаньи

Она, чуть дрогнув, веки подняла,

И я услышал звонких лир бряцанье

И громовые клекоты орла.

Орел Сафо у белого утеса

Торжественно парил, и красота

Бестенных виноградников Лесбоса

Замкнула богохульные уста.

Надменный, как юноша, лирик

Вошел, не стучася, в мой дом

И просто заметил, что в мире

Я должен грустить лишь о нем.

С капризной ужимкой захлопнул

Открытую книгу мою,

Туфлей лакированной топнул,

Едва проронив: не люблю.

Как смел он так пахнуть духами!

Так дерзко перстнями играть!

Как смел он засыпать цветами

Мой письменный стол и кровать!

Я из дому вышел со злостью,

Но он увязался за мной,

Стучит изумительной тростью

По звонким камням мостовой.

И стал я с тех пор сумасшедшим.

Не смею вернуться в свой дом

И все говорю о пришедшем

Бесстыдным его языком.

Влюбленные, чья грусть, как облака,

И неясные задумчивые лэди,

Какой дорогой вас ведет тоска,

К какой еще неслыханной победе

Над чарой вам назначенных наследий?

Где вашей вечной грусти и слезам

Целительный предложится бальзам?

Где сердце запылает, не сгорая?

В какой пустыне явится глазам,

Блеснет сиянье розового рая?

Вот я нашел, и песнь моя легка,

Как память о давно прошедшем бреде,

Могучая взяла меня рука,

Уже слетел к дрожащей Андромеде

Персей в кольчуге из горящей меди.

Пускай вдали пылает лживый храм,

Где я теням молился и словам,

Привет тебе, о родина святая!

Влюбленные, пытайте рок, и вам

Блеснет сиянье розового рая.

В моей стране спокойная река,

В полях и рощах много сладкой снеди,

Там аист ловит змей у тростника,

И в полдень, пьяны запахом камеди,

Кувыркаются рыжие медведи.

И в юном мире юноша Адам,

Я улыбаюсь птицам и плодам,

И знаю я, что вечером, играя,

Пройдет Христос-младенец по водам,

Блеснет сиянье розового рая.