- Упьюсь из этой чарки, - сказал Нелейвода-Присядковский, - ей-богу упьюсь!

- Есаулам Гопаку и Тропаку по паре красных сапогов с серебряными подковами...

- Спасибо, спасибо! - говорили Гопак и Тропак, - спасибо, дай бог ему ..

- Здоровья? - лукаво спросил Герцик. - Что ж вы не кончаете?

- Известно, здоровья! - торопливо отвечали есаулы. - Мы от горя не договорили. Бог с ними и с подарками, лишь бы здоров был наш добрый начальник!

- Да, да, правда! Добрый начальник! Хороший человек! Дай бог ему всего, что мы ему желаем, - повторили хором остальные. - А тебе что, Герцик?

- Пока ничего; разве что вам скажет; велел вас позвать. А ты, Потап, сказал Герцик, обращаясь к часовому, - сходи сейчас в тюрьму, узнай о здоровье запорожца Касьяна: полковник, мол, велел; а оттуда забеги к священнику, попроси его сюда с дарами:_ полковник, мол, просит. Слышишь?

- Слышу, - отвечал казак, выходя за двери.

- Христианская душа! Благословенная душа! - тихо говорили старшины, входя в полковничью опочивальню.

- Оно? - шепотом спросил Подметка, указывая глазами и бровями на ружье, висевшее над кроватью полковника.

Герцик утвердительно кивнул головою.

Полковник лежал, оборотясь лицом к стене, и тяжело вздохнул, когда вошли старшины и стали почтительно у двери.

- Старшины пришли, - сказал вполголоса Герцик, наклоняясь к полковнику.

- Добре! - тихо отвечал полковник и что-то начал говорить вполголоса

- Полковник, уезжая на сражение сегодня, написал свою волю и запечатал ее войсковой печатью, а теперь просит на случай чего-нибудь нехорошего, чего боже сохрани, - говорил Герцик, - просит всех старшин взять эту волю и исполнить ее на случай смерти пана полковника.

- Рады стараться, - отвечали в один голос старшины, низко кланяясь.

- Спасибо! - шепотом отвечал полковник, все еще отворотясь спиною к своим подчиненным.

- Где же бумага, пане мой любезный? - спросил Герцик.

- За образами... Ох!..

- Поищите, пане сотник, - сказал Герцик. Сотник приблизился к образам, ударил земной поклон и, перекрестясь, вынул из-за образа пакет, запечатанный полковничьего печатью. Герцик взял из рук сотника пакет, подошел к полковнику и спросил, поднеся бумагу к самому лицу полковника:

- Это твоя воля, пане?

- Она .. ох... душно!..

- Душно, пане? Не открыть ли окна?

- Добре..

Гопак и Тропак бросились и открыли окно, говоря: - Уже мы, пане полковник, открыли.

- Добре... - и полковник опять начал тихо говорить; Герцик, наклонясь, слушал его со вниманием и потом сказал старшинам:

- Полковник хочет успокоиться и наедине помолиться богу о грехах. Выйдем, паны.

- Какие у него грехи? Чистая душа! Добрая душа! - говорили старшины, выходя из комнаты; впереди шел, важно неся запечатанный пакет, пирятинский сотник, гордясь доверенностью полковника.

Через четверть часа явился священник, вошел в опочивальню и опять возвратился, говоря:

- Молитесь, братья! Он умер!

- Умер?! - вскричали старшины.

- Умер! - сказал священник. - Умер нераскаянный! В грехах умер человек! Молитесь...

- Царство ему небесное! - крестясь, печально говорили все присутствовавшие. Но, бог знает, почему, присмотрясь хорошенько, можно было заметить, что на всех печальных лицах, не исключая даже Герцика, мелькала какая-то скрытая радость.

- Добрый был пан! - сказал Герцик.

- Добрый был начальник, - прибавил сотник.

- Правда, правда, - почти радостно подтвердили все.

- А какой-то будет новый?.. - заметил один есаул.

- Бог знает; что бог даст, то и будет, - говорили старшины. И на этот раз их лица действительно омрачило горькое раздумье.

Чудна игра физиономии человека, невольно подумаешь иногда. Душа словно вода: никогда не бывает спокойна - вечно меняется ..

VI

Прийшов нi за чим, пiшов нi з чим,

Шкода й питать, тiльки ноги болять.

Малор. народная_ поговорка_

В полночь протяжный звон соборного колокола известил лубенцев о смерти их полковника; другие колокольни отвечали этому звону, и скоро весь город загремел колоколами; народ проснулся и толпами всю ночь до самого света приходил смотреть на усопшего полковника, который лежал среди комнаты на длинном дубовом столе, одетый в богатую парчевую одежду; кругом стола в тяжелых подсвечниках горели свечи; в головах икона и над нею сложенные крестообразно пернач и булава. Входя в комнату, казаки крестились, молясь о душе усопшего, а выходя на двор, громко проклинали крымцев, собирая охотников сделать вылазку на рассвете и дорого отплатить неверным за своего полковника; но вылазка не состоялась, к великой печали охотников.

Крымцы знали через своих лазутчиков, что в миргородский полк посланы гонцы за помощью, и, услыша в городе колокольный звон и тревогу, вообразили, что идет отдаленная помощь, и, вообще любя более нечаянные набеги и разбой, нежели правильную войну и сражение, ночью убрались потихоньку, оставя зажженные сторожевые огни: так все думали в Лубнах - а может быть, были и другие причины. На рассвете казаки с валу не заметили крымцев, послали разъезды - разъезды никого не нашли, будто неверные провалились сквозь землю, будто их свеяло, унесло ветром.

Целую ночь не спал Касьян, думая о причине необыкновенного звона, и расспрашивал часового и соблазнял его пением; часовой, к великой досаде Касьяна, упорно молчал. Утром загремели замки, завизжали на ржавых петлях двери, и в тюрьму вошел Герцик.

- Поздравляю тебя, друг мой Касьян, поздравляю! - весело говорил Герцик, обнимая Касьяна.

- С чем? Не собрались ли повесить меня?.. - угрюмо спросил Касьян, отталкивая Герцика.

- Боже мой! Что за человек! Настоящий воин, настоящий запорожец! Характерный человек! Крымцы ушли; теперь ты свободен.

- Молодцы! Ай да гетманцы! Вы их прогнали?

- Да, мы их порядочно поколотили вчера, а они ночью и ушли; верно, испугались колоколов: думали, мы что недоброе против их замышляем.

- Вот оно что! Есть чем хвастать. Так вы звоном прогоняли татар, словно налетную саранчу? Бабы!

- Нет, Касьян, мы звонили по другой причине; разве ты не знаешь нашей печали?

- Откуда бы я знал?

- Ты не знаешь! О боже мой! Плачь, Касьян! Полковник умер! Крымцы его убили...