Сладко из меня пить,

Без меня веселию не быть.

Второй пришелец с охотой поднял кружку к губам и отхлебнул из нее, а потом еще и еще, пока легкая синева не разлилась по лицу миссис Феннел, с немалым изумлением взиравшей на то, как щедро один из ее непрошеных гостей потчует другого тем, чем ему совсем бы и не пристало распоряжаться.

- Так я и знал! - с глубоким удовлетворением сказал гость, отрываясь от кружки и поворачиваясь к пастуху. - Еще когда я проходил по саду, перед тем как к вам постучать, и увидел ульи, что там расставлены, я еще тогда сказал себе: "Где пчелы, там мед, а где мед, там брага". Но такого славного медку я уж не чаял отведать в нынешнее время. - Он снова приложился к кружке с таким усердием, что дно ее поднялось угрожающе высоко.

- Рад, что вам понравилось! - радушно сказал пастух.

- Да, мед ничего себе, - подтвердила и миссис Феннел, однако более сдержанным тоном, видимо, считая, что похвала иной раз покупается слишком дорогой ценой. - Но с ним столько возни, мы, пожалуй, больше не будем его делать. - Мед и свежий берут нарасхват, а для себя можно сварить немножко сыты из той воды, что остается после промывки вощины.

- Ну, что вы, это было бы прямо грешно! - укоризненно воскликнул незнакомец в сером, в третий раз прикладываясь к кружке и отставляя ее на стол пустую. - Хлебнуть эдакого старого медку - да ведь это так же приятно, как в церковь пойти в воскресенье либо убогого приютить в любой день недели!

- Ха-ха-ха! - отозвался сидевший в углу; до сих пор он молча покуривал трубку, но теперь счел своим долгом показать, что им оценено остроумие собеседника.

Надо сказать, что старый мед, изготовленный так, как его готовили в те дни, из чистейшего, без крошки вощины, меда, собранного в том же году: четыре фунта меда на галлон воды, с надлежащей примесью яичных белков, дрожжей, кардамона, имбиря, гвоздики, мускатного ореха и розмарина перебродивший как следует, разлитый по бутылкам и постоявший в погребе, этот мед был весьма крепким напитком, хотя на вкус и казался не так крепок, как был на самом деле. Действие его мало-помалу начало сказываться на незнакомце в сером: вскоре он уже расстегнул жилет, развалился на стуле, вытянул ноги и вообще вел себя так развязно, что невольно привлекал внимание к своей особе.

- Так-то вот, - начал он, - в Кэстербридж лежит моя дорожка, и в Кэстербридж я должен попасть во что бы то ни стало. Я уже сейчас был бы там, да вот дождик сюда загнал: ну и что ж, я об этом не жалею.

- Вы разве живете в Кэстербридже? - спросил пастух.

- Пока еще нет, но думаю туда переехать.

- Ремеслом каким-нибудь хотите заняться?

- Что ты, - вмешалась жена пастуха. - Разве не видишь: гость наш, по всему, человек с достатком, на что ему работать.

Серый незнакомец помолчал с минуту, словно взвешивая, подходит ли ему такое определение. Затем решительно его отверг.

- С достатком! - сказал он. - Нет, сударыня, это не совсем верно. Я рабочий человек, да! Приходится работать. Вот доберусь я до Кэстербриджа дай бог, чтобы в полночь, - а уж в восемь пожалуйте на работу. Да-с! Дождь ли, снег ли, хоть разорвись, хоть лопни, а свою работу я завтра должен сделать.

- Бедняга! Так, значит, вы хоть и по-городскому одеты, а на поверку еще беднее нас? - откликнулась жена пастуха.

- Такое уж мое ремесло, друзья. Не в бедности дело, а ремесло такое... Ну пора мне в путь, а то в городе и пристанища не найдешь на ночь. - Однако он не двинулся с места и немного погодя прибавил: - Но распить с вами еще кружечку - в знак дружбы - времени хватит. Только вот беда, в кружке-то пусто.

- Не хотите ли сыты? - сказала миссис Феннел. - То есть мы. ее сытой зовем, а на самом деле это просто вода от первой промывки вощины.

- Нет, - презрительно отозвался незнакомец. - После мяса кто захочет глодать кости?

- Да зачем же, - вмешался Феннел. - Дети-то ведь не каждый день родятся; давай я еще налью меду.

Он встал и направился в темный угол под лестницей, где стоял бочонок. Жена пошла за ним.

- Что это ты выдумал? - укоризненно сказала она, как только они остались одни. - На такого разве напасешься? В кружке-то на десять человек было, а он все один высосал, да еще сыта ему нехороша, подавай меду! Да и кто он такой? Никто его не знает. Не нравится он мне, вот что.

- Да ведь он к нам в дом пришел, голубка. А на дворе непогода, а у нас праздник. Авось не разоримся от одной кружки. Вот станем летом подкуривать пчел, будет и меду вдосталь.

- Ну ладно, налей еще одну, - ответила жена, сокрушенно глядя на бочонок. - Но откуда он взялся и какое его занятие? Пускаем в дом, а кого не знаем.

- Да и я не знаю. Вот я его еще спрошу.

На этот раз незнакомцу в сером не удалось разом осушить всю кружку, миссис Феннел приняла против этого весьма решительные меры. Налив меду в небольшой стакан, она подвинула ему, а большую кружку отставила подальше. Когда гость выпил отпущенную ему порцию, пастух возобновил расспросы о его занятии.

Незнакомец помедлил с ответом, и тогда другой, сидевший у камина, вдруг заговорил с неожиданной откровенностью.

- А я вот своего занятия не скрываю, - сказал он, - пусть хоть всякий знает. Я колесник.

- Что ж, в наших местах это доходное ремесло, - сказал пастух.

- И я своего не скрываю, - отозвался незнакомец в сером. - Пусть хоть всякий знает, у кого хватит ума догадаться.

- Ремесло можно всегда по рукам узнать, - заметил плотник, глядя на свои собственные руки. - Уж какие-нибудь знаки да остаются. У меня, например, вон - все пальцы в занозах, словно иголки понатыканы.

Рука сидевшего у камина проворно скрылась в тень, а сам он, попыхивая трубкой, устремил взгляд на горящие угли. Незнакомец в сером подхватил замечание плотника.

- Это правильно, - сказал он с хитрой усмешкой, - да только у меня ремесло особенное: знаки не на мне остаются, а на тех, кого я обслуживаю.

Никто не сумел разгадать эту загадку, и жена пастуха снова предложила гостям спеть песню. Начались те же отговорки, что и в первый раз: у одного нет голоса, другой позабыл первый стих. Незнакомец в сером, к этому времени порядком уже разгорячившийся от доброго меда, внезапно разрешил затруднение, объявив, что он готов сам спеть, чтобы расшевелить прочих. Засунув большой палец левой руки в пройму жилета и помахивая правой, он обратил взор к пастушьим посохам, развешанным над камином, словно ища там вдохновения, и начал: