Вскоре мы осмотрели всю виллу. Сад выходил непосредственно на отгороженный пляж, к которому спускались по особой лестнице.

Было только одиннадцать часов утра. Решили идти купаться, но я не сообразила захватить с собою купальный костюм. Старшая дочь Фарришей, довольно крупная девушка, одолжила мне свой. Поэтому я смогла переодеться в ее комнате.

Но, когда мы с ней вместе сошли на песчаный пляж, я, заметив Нормана, не могла отвести от него глаз. Он уже вошел в море, вода доходила ему до лодыжек. На нем были лишь узенькие желтые плавки, в которых я уже видела его, когда он приходил в наш бассейн в Беркли. И тело его я тоже уже знала: совсем такое же, как у большинства молодых американцев, которые почти все сложены прекрасно, но как бы следуя определенному стандарту, и у всех них мальчишеское начало преобладает над мужественностью; все они полностью лишены "сексапильности" и куда менее плотски, чем наши не особенно складные французские юноши.

И тем не менее, заметив Нормана, я затрепетала. Я радовалась, что он стоит ко мне спиной и не может видеть моего смятения. Ведь нас разделяла довольно узкая песчаная коса, метров десять шириной, не больше. Сердце мое замерло, и мне никак не удавалось отдышаться. Боясь подойти ближе, я сделала вид, будто в мою резиновую тапочку попала ракушка. Оттянув край тапочки, я засунула туда палец, подняла ногу и согнула ступню; и застыла на одной ноге в глупейшей позе, совсем как цапля. Я не могла оторвать глаз от этого обнаженного юноши, от его плеч, от его мускулов, словно вылепленных самим солнцем; после того, как я увидела в комнате две наши кровати, стоявшие рядом, этот силуэт приобрел в моих глазах какую-то новую выразительность.

Только тогда я поняла: целуясь с Норманом, я оставалась целомудренной, но утратила чистоту в Сан-Луис Обиспо и особенно здесь, в Лагуна Бич. Я бы очень удивилась, если бы меня сейчас стали убеждать, что я еще юная, неопытная девушка. Более того, я считала, что могла, не совершая подлога, подписываться: миссис Келлог.

Весь этот день прошел, словно сон, в оцепенении жары, ослепленный солнцем, оглушенный могучим ревом волн. Берег круто уходил в море, и купальщики сразу же оказывались на значительной глубине, их захлестывало, как в открытом море. Неумелые пловцы, как, например, миссис Фарриш, уходили подальше, метров на сто от нас, где остатки эстакады образовывали песчаную заводь, купаться там было вполне безопасно, А я за прошлое лето уже успела привыкнуть к суровому нраву Тихого океана.

Часов в пять начался прибой, и мужчины решили воспользоваться этим обстоятельством и затеяли спортивную игру, в которой я побоялась принять участие. Эта свирепая игра называлась surf-board, думаю, ее изобрели в Гонолулу; обычно женщины воздерживаются от этой опасной забавы.

Я тихонько сидела на песке вместе со своими новыми приятельницами и смотрела, как Нормая, Чарли Фарриш и один его товарищ, которого он привел с собой купаться, толкали, каждый перед собой, толстую доску. Когда они вышли из залива, то легли на доски животом и, работая руками, выплыли на импровизированных плотах в открытое море. Там они караулили - иной раз довольно долго, - когда подойдет попутная волна. Наконец, когда волна приближалась, они следили за ней, ждали, готовясь к состязанию; вот уже она совсем рядом, вот уже под ними. Тут юноши сразу выходили из состояния пассивного ожидания, улавливали ритм волны и неслись вслед за ней, как бежит вольтижер рядом с конем, прежде чем прыгнуть ему на спину. Потом, попав в такт движению, дав себя подбросить стремнине, они вскакивали обеими ногами на доску и, размахивая руками, как эквилибристы на проволоке, каким-то чудом скользили к берегу, стоя на волнах, одетые ветром, обутые водяными бурунчиками, похожие на неведомых богов морской стихии.

Я снова вошла в воду, чтобы приблизиться к Норману. Я мечтала быть с ним хотя бы в ту минуту, когда, попав в прибрежную зыбь, он бросит доску, чтобы немного отдышаться. Думаю, что в моей памяти надолго останется Норман на этом тихоокеанском берегу, в тот самый момент, когда, выпрямив торс, весь в струнках и в солнечных бликах, он откинул резким движением назад мокрые волосы, разбрызгивая вокруг пену, солнце и счастье.

- Чудесный спорт! - крикнул он.

Ярко блеснули его зубы, ровный ряд зубов с маленькой ложбинкой, разделявшей два передних резца.

Я понимала, что в эти минуты он бесконечно далек мыслью и от нашего совместного приключения, и от того неверного будущего, что мы сами себе уготовили. Я уже успела заметить у Нормана эту чисто американскую способность мыслить лишь настоящей минутой, не чувствуя за собой глубины задних планов. И напротив, для меня истинную цену часам и минутам здесь, как и везде, придавали самые разнообразные воспоминания, ассоциации и тревоги.

Когда Норман вновь выплыл в открытое море, я поплыла рядом с ним. Я тешила себя мыслью, что если меня накроет волной, мой спутник подхватит меня Свободной рукой и вытащит на поверхность. Я медлила среди волн, стараясь удержаться на месте, чтобы меня не прибило течением к берегу. И вдруг я услышала предостерегающий возглас Нормана. Его несло прямо на меня на гребне разбушевавшейся, подгоняемой океаном волны. И он был бессилен изменить ход своей доски.

- Ныряйте! - крикнул он.

Доска была от меня в двух метрах. Обезумев от страха, я повиновалась. Масса воды, разрезанная плотом, прошла надо мной, как смерч, с силой ударив меня по спине. Я была в полном смятении. Расслабив мышцы, я нырнула еще глубже. Как молния, мелькнула мысль: не задела ли меня доска, не раскроила ли мне черепа, не погибну ли я сейчас? Только инстинкт удерживал меня в воде. Нормана должно быть, отнесло уже далеко, а я все еще плыла под водой. И лишь потому вынырнула, что испугалась, не встревожило ли Нормана мое долгое отсутствие. Я всплыла. Поискала глазами Нормана. Он был метрах в двадцати позади меня, состязание окончилось, он обеими руками взялся за доску и поднял ее вверх. Заметив меня, он расхохотался и крикнул, стараясь перекричать грохот волн:

- Вам здорово повезло!

И, не прерывая своей забавы, от души наслаждаясь ею, он снова направил доску в открытое море.