Изменить стиль страницы

– Понимаю.

Я незаметно передал ему конверт. Он исчез…

Теперь я мог идти на митинг…

* * *

Я насилу втиснулся… Это была огромная мастерская с железно-стеклянным потолком. густая толпа рабочих стояла стеной, а там вдали, в глубине, был высокий эшафот, то есть не эшафот, а помост, на котором стоял Гучков и еще какие-то люди…

Я стал пробиваться сквозь толпу, заявляя, что у меня «срочное поручение». С трудом я пробился к подножию «эшафота». На помост вела приставная лестница… Я вскарабкался по этой лестнице после целого ряда ссор и объяснений, что у меня «срочное поручение». Когда я вскарабкался, председатель этого собрания, рабочий, который стоял рядом с Гучковым, говорил речь такого со держания:

– Вот, к примеру, они образовали правительство… кто же такие в этом правительстве? Вы думаете, товарищи, от народа кто-нибудь?. Так сказать, от того народа, кто свободу себе добывал? как бы не так… Вот читайте… князь Львов… Князь… По толпе пошел рокот… Председатель продолжал: – Ну, да, князь Львов… Князь… Так вот для чего мы, товарищи, революцию делали… От этих самых князей и графов все и терпели… Вот освободились – и на тебе… Князь Львов…

Толпа забурлила…

Он продолжал: – Дальше… Например, товарищи, кто у нас будет министром финансов?. как бы вы думали? Может быть, кто-нибудь из тех, кто на своей шкуре испытал… как бедному народу живется… и что такое есть финансы… так вот, что я вам скажу… Теперь министром финансов будет у нас господин Терещенко… Кто такой господин Терещенко? Я вам скажу, товарищи… Сахарных заводов штук десять… Земли – десятин тысяч сто… Да деньжонками – миллионов тридцать наберется…

Толпа заволновалась…

Я добрался до Александра Ивановича и тихонько передал ему свой разговор с Милюковым.

– Нам надо уходить отсюда…

– Да, но это не так просто… Они меня пригласили, – я должен им сказать…

– Я попробую добиться от этого председателя, чтобы он дал мне слово вне очереди и заявлю, что у нас очень срочное дело…

В это время председатель уже окончил свою речь под оглушительные рукоплескания… И передал слово кому-то другому, такому же, как и он…

Я пристал к нему, объясняя, что мне надо. Он нетерпеливо от меня отбояривался и твердил: «Подождите».

В это время другой оратор распространялся:

– Я тоже скажу, товарищи!.. Вот они поехали… Привезли… Кто их знает, что они привезли… Может быть, такое, что совсем для революционной демократии.

– Не подходящее… Кто их просил?. От кого поехали? От Народа?. От Совета Солдатских и Рабочих Депутатов? Нет… От Государственной Думы… А кто такие – Государственная Дума? Помещики… Я бы так советовал, товарищи, что и не следовало бы, может быть, Александра Ивановича даже отсюда и выпустить… Вот бы вы там, товарищи, двери и поприкрыли бы…

Толпа задвигалась, затрепетала и стала кричать:

– Закрыть двери…

Двери закрылись… Это становилось совсем неприятным. В это время председатель сказал тихонько Гучкову, стоявшему с ним рядом:

– Александр Иванович… А вы очень оскорбитесь… если мы документик то у вас – того… Гучков ответил:

– Очень оскорблюсь и этого не позволю… А вы вот дайте мне слово.

А я подумал: «Опоздали, голубчики… Документик -то – «того», отослан, куда надо…»

В это время неожиданно нам протянули руку помощи какой-то человек, по виду рабочий, но с интеллигентным лицом, должно быть, инженер, стал говорить:

– Вот вы кричите: «Закрыть двери!», товарищи… А я вам скажу – неправильно вы поступаете… потому что вот смотрите, как с ними – вот с Александром Ивановичем старый режим поступил… Они как к нему поехали? С оружием? Со штыками? Нет… Вот как стоят теперь перед вами, – так и поехали – в пиджачках-с… И старый режим их уважил… что с ними мог сделать старый режим? Арестовать. Расстрелять… Вот – они приехали. В самую пасть. Но старый режим. обращая внимание… как приехали, ничего им не сделал – отпустил… И вот они – здесь… Мы же сами их пригласили… Они доверились – и пришли к нам… А за это, за то, что они нам поверили… и пришли так, как к старому режиму вчера езди– ли, за это – вы – что?. «Двери на запор»? Угрожаете?. Так я вам скажу, товарищи, что вы хуже старого режима…

* * *

Ах – толпа… В особенности – русская толпа… Подлые и благородные поры вы ей одинаково доступны и приходят мгновенно друг другу на смену…

* * *

Слова инженера родили обратную волну. Закричали там и здесь:

– Верно, верно говорит. что там… Открыть двери! Но двери некоторое время сопротивлялись. Тогда взвыли сотни голосов – уже грозных:

– Открыть двери!!!

Двери открылись. Стал говорить Гучков. я не помню что – какие-то успокаивающие слова. Во время его речи мне удалось добиться от председателя обещания дать мне слово вне очереди. Он наконец понял, почему это нужно, и когда Гучков кончил, дал мне слово.

Я сказал им:

– Вот мы тут рассуждаем о том, о другом: хорош ли князь Львов и сколько миллионов у Терещенко. Может быть – рано. Я прислан сюда со срочным поручением: сейчас в Государственной думе между Комитетом Думы и Советом Рабочих Депутатов идет важнейшее совещание. На этом совещании все решится. Может быть, так решится, что всем понравится. Так, может быть, и это все, что здесь говорится, – зря говорится… Во всяком случае, нам с Александром Ивановичем надо немедленно ехать.

– Ну и езжайте… Кто вас держит? Как раз было время. Мы слезли с Гучковым с эшафота по приставной лестнице и стали пробиваться к выходу. Толпа расступилась скорее дружелюбно, как бы заглаживая, что хотела «закрыть двери». Мы вышли на залитый солнцем и морозом день. Когда мы прошли несколько шагов, к нам бросилось Несколько офицеров:

– Ну, слава богу… Они были мне незнакомы. Но один из них прошептал мне на ухо:

– Нам сказали, что вас арестовали, там, в мастерских… Так вот мы приготовились…

Он показал рукой. На некотором расстоянии обращенный лицом к дверям мастерских притаился приземистый, зеленый, толстоватый, бесхвостый ящер на колесиках, – то есть пулемет…

* * *

Эти офицеры, должно быть, были саперы. Это потому я так подумал, что Гучкова сейчас же окружили и просили зайти «на минутку» в саперные казармы, которые «тут же». А.И. пошел. Он быстро вернулся.

В это время откуда-то появился приземистый человек – весь в коже, но не черный, а желтый, как будто бы интеллигентный рабочий. У него висел револьвер на поясе. Кто он был, я не знаю, но, словом, он объявил, что автомобиль подан. Мы пошли, неизменно сопровождаемые откуда-то берущейся толпой. Пошли через вокзал на площадь…

На площади перед вокзалом была масса народу… У ступеней перрона стоял автомобиль под огромным красным флагом. Из окон торчали штыки. Кроме того, два солдата лежали на двух крыльях автомобиля, на животе, штыками вперед. Мы полезли в автомобиль. Человек в желтой коже тоже втиснулся. Он сел против меня, вынул револьвер и сказал шоферу, чтобы ехал. Машина взяла ход, тогда он спросил:

– Куда ехать?

Я ответил:

– На Миллионную, 12.

Он сказал шоферу и прибавил как бы в объяснение:

– Чтобы там не слышали… куда едем… Я понял, что он наш… Я его больше никогда не видел. Он чего-то боялся. По-видимому, боялся, не преследует ли нас какая-нибудь машина.

* * *

Мы неслись бешено. День был морозный, солнечный… город был совсем странный – сумасшедший, хотя и тихим помешательством… пока. Трамваи стали, экипажей, извозчиков не было совсем…

Изредка неистово проносились грузовики с ощетиненными штыками. Куда? Зачем? С одним из них мы имели «объяснение»… Он отстал после ругани нашего «желтокожего» . Все магазины закрыты… Но самое странное то, что никто не ходит по тротуарам. Все почему-то выбрались на мостовую. И ходят толпами. главным образом – толпы солдат. С винтовками за плечами, не в строю, без офицеров – ходят толпами без смысла… На лицах не то радостное, не то растерянное недоумение…