— Точно здорова? — на всякий случай переспросил Никсон, посмотрев на профессора подозрительно, как крыса на кормушку. — Ожирение там, проблемы с желудком… сердце, сосуды?

— Здоровее нас с вами, — самоуверенно заявил, профессор, и, не подумав, ляпнул: — извините, то есть здоровее меня… — тут он всё-таки осёкся.

Господин Президент почувствовал нечто вроде симпатии к старику. Было слишком ясно, что бедолага-профессор никогда в жизни не общался с большими боссами и не очень понимает, что при них можно говорить, а что нет.

— Очень интересно, — буркнул он. — А на людях пробовали?

Боровски понял, что всё в порядке, и с облегчением вытер со лба пот огромной влажной салфеткой.

— Ну разумеется. На добровольцах… э-э-э… временно испытывающих затруднения с трудоустройством, — неизящно сформулировал он.

Президент поощрительно улыбнулся, и профессор расцвёл.

— Видите ли, господин Президент, — затараторил он, — человек на пособии на всём экономит… за цент удавится. Так вот: все деньги тратят на еду. Мы им автомобили предлагали по цене бутерброда — ни в какую…

Ричард Никсон поймал себя на мысли об автомобилях. Их вполне можно было бы оформлять как проданные в ходе эксперимента. А потом загонять торговцам подержанным хламом. Документы оформляются элементарно… Он ещё раз посмотрел на Йозефа Боровски и решил, что профессор вряд до этого додумается: старикан не от мира сего, у него наука в голове… «Нет, без нас, без людей практических, высоколобые ничего не могут», — с удовольствием подумал Президент.

— Ну покажите теперь эту вашу панацею, — распорядился он.

Тот же день, то же время. Москва, утро.

На предметном стёклышке лежала щепотка красного порошка.

— Это вещество снижает потребность в пище в пять раз, — пояснил профессор. — Ничего фантастического, просто пища перерабатывается по другой схеме. Никаких побочных эффектов. Схема производства отлажена как часы. Можно хоть завтра запускать в водопровод.

— В пять раз? — не поверил Брежнев. — Ничего себе…

— Можно и больше. Испытуемые обходились одним бутербродом с сыром в три дня. И прекрасно себя чувствовали. Ни слабости, ни истощения.

— А алкоголь?

— Эта штука снижает потребность практически до нуля. Да и незачем: после порошочка у человека стабильно держится повышенный тонус и прекрасное настроение. И, ещё раз, никакого вреда для здоровья.

Тот же день, то же время. Вашингтон, вечер.

На предметном стёклышке лежала щепотка синего порошка.

— Это вещество повышает потребность в пище в пять раз, — пояснил профессор. — Ничего фантастического, просто пища перерабатывается по другой схеме. Никаких побочных эффектов. Схема производства отлажена как часы. Можно хоть завтра запускать в водопровод.

— В пять раз? — не поверил Никсон. — Ничего себе…

— Можно и больше. Наши испытуемые съедали один гамбургер в три минуты. И прекрасно себя чувствовали. Ни запоров, ни колик.

— А алкоголь?

— Повышает усвояемость практически неограниченно. Порошок сам по себе имеет свойства депрессанта. Нормальное самочувствие — только после бутылки хорошего виски. И, ещё раз, никакого вреда для здоровья.

14 мая 1971 года. Москва, ночь.

— Похоже, товарищ Генеральный, все наши экономические проблемы решены, — сказал советник, откладывая в сторону бумаги. — Мы можем сворачивать своё сельское хозяйство. Достаточно задействовать СЭВ. Нас и болгары с венграми прокормят…

— Что, кирдык колхозам? — сообразил Брежнев. — И всей этой вечной херне на селе…

— Так точно, — улыбнулся советник. — Можно использовать всю освободившуюся человеческую массу в промышленном производстве. Построим огромные заводы… Заодно и грузин с мандаринами ихними прижмём наконец. И зерно в Штатах покупать больше не будем… А представляете себе Москву? Идёшь по городу — и ни одной столовки, закусочной, рюмочной… Чистота, порядок…

— Отлично, — Брежнев принял решение. — Всех поощрить, профессору — дачу и орден. Вскорости развернём пробные испытания. Где-нибудь в Сибири. Потом — по всей стране. Пусть Никсон варежку разинет.

14 мая 1971 года. Вашингтон, день.

— Похоже, сэр, наши экономические проблемы решены, — сказал эксперт. — Мы можем полностью реанимировать наше сельское хозяйство. И к тому же задействовать Европу. Откроем свой рынок для голландец и французов, они на нас молиться будут…

— Что, кранты безработице? — сообразил Никсон. — И есть чем занять негров с латиносами…

— Именно, — улыбнулся эксперт. — Можно использовать всю лишнюю человеческую массу на полях. Создадим огромные плантации… Рынок попрёт вверх со страшной силой. Будем покупать зерно в Индии, рис в Китае… привяжем их всех к нашим закупкам. А представляете себе Нью-Йорк? Идёшь по городу — и на каждом шагу «Макдональдс», китайская харчевня, ресторан… Обороты, деньги…

— Прекрасно, — Никсон принял решение. — Всех поощрить, профессору – премию и пакет акций «Макдональдса». В ближайшее время произведём пробные испытания. Где-нибудь в Аризоне. Потом — по всей стране. Пусть у Брежнева челюсть отвалится.

19 мая 1971 года. Москва, раннее утро.

— Первая партия, — профессор Боровский высыпал на полированную поверхность стола горсть красных таблеток. — Своей головой ручаюсь: никаких неожиданностей.

— Н-мм… — Брежнев покрутил таблетку между пальцами.

— А не хотите сами попробовать? — учёный, внезапно набравшись смелости, протянул Брежневу красную таблетку. — Просто положите под язык — и готово. Подействует через полчаса.

Брежнев неожиданно скривился.

— Эта… того… нет, — сказал он, отодвигаясь от учёного и поворачиваясь к советнику. — Срочно распорядись насчёт усиления химической проверки всех продуктов для кремлёвской столовки… Мало ли что туда попадёт… Кстати, — он снова обратился к Боровскому. — У вас есть какой-нибудь нейтрализатор этой штуки? Который бы действовал наоборот? Ну, в смысле, увеличивал бы потребность…