Изменить стиль страницы

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Предзакатный солнечный свет проникал в кухню, бросая золотистый отблеск на стол, стоящий в центре. Тишину нарушало лишь негромкое жужжание пчел, которые кружили над цветами, растущими в буйном изобилии прямо у открытой двери.

Констанция, закончив лущить горох в глиняную чашу, поднялась из-за стола и пошла к раковине. Она включила воду и ополоснула руки, негромко напевая низким голосом какую-то испанскую песенку.

Виктория, оторвавшись от составления букета из сорванных в саду цветов, взглянула на нее и улыбнулась.

– Какой приятный мотив, Констанция, - сказала она. - Что это за песенка?

Экономка засмеялась, вытирая руки льняным полотенцем.

– Приятная, но не тогда, когда пою ее я. У меня совсем нет слуха. Малышка - единственная в этом доме, кому нравится мое пение.

– Сюзанна, вы хотите сказать? - Виктория закончила составлять букет и повернулась лицом к Констанции. - Сюзанна очаровательный ребенок.

Констанция кивнула.

– Да, конечно.

– Констанция… - Виктория колебалась, прежде чем продолжить разговор. - Когда вы говорили, что один из ее родителей холодный и бессердечный, вы имели в виду ее мать, жену сеньора Кемпбелла, не так ли?

– Да. Конечно. О ком еще я могла бы сказать подобное? - Экономка открыла холодильник, извлекая из него недавно выловленного омара.

Виктория решила продолжить расспросы.

– Я заметила, - сказала она осторожно, - что Сюзанна никогда не вспоминает о своей матери.

– Да ведь мать оставила ее, когда она была еще совсем крошкой.

Неужели такое возможно? - подумала Виктория. Ее собственное сердце безутешно болело за ребенка, которого она никогда не видела, а жена Рорка ушла и покинула своего. Как могла она не привязаться к нему?

– Она когда-нибудь приезжала проведать Сьюзи?

– Да, она возвращалась сюда, но не любовь к ребенку побуждала ее к этому. - Констанция вытерла руки о передник. - То, что происходит между сеньором и сеньорой, никогда, наверное, не закончится.

Наступило молчание. Экономка поглядела на Викторию через плечо и усмехнулась.

– Вы так любите Сьюзи. Вы много времени проводите с ней в последние дни.

Виктория улыбнулась.

– Я… я люблю детей. А Сюзанна - просто чудо.

– Да, это так. И вы нравитесь ей, сеньорита. Она прямо расцветает от вашей ласки.

– Мне приятно, если так.

– Я-то знаю. - Экономка улыбнулась лукаво. - Не одна Сюзанна расцветает, ведь так?

Виктория удивленно подняла глаза.

– Что вы хотите этим сказать?

– Я хочу сказать, что сеньор Кемпбелл тоже очень счастлив. - Констанция взяла нож с подставки и принялась точить его на бруске. - Я давно не видела его таким.

Виктория невольно покраснела от удовольствия, услышав это.

– В самом деле?

Экономка кивнула.

– Он улыбается, стал чаще смеяться, а теперь рано возвращается домой каждый вечер.

– Ну, я думаю, что он… он просто вежлив и обходителен.

Констанция усмехнулась.

– Вы так думаете? Нет, он не тот человек, который слишком заботится о том, чтобы быть вежливым, сеньорита. Если бы сам губернатор явился сюда, а сеньору Кемпбеллу не захотелось его видеть, он бы даже и не вышел к нему.

Виктория мягко улыбнулась.

– Да, пожалуй, вы правы.

– Конечно, права. Видеть его каждый день сидящим напротив вас за обеденным столом, видеть, как он разговаривает и смеется, вместо того чтобы есть в одиночестве, уткнувшись носом в газету… - Женщина вздохнула. - Я что-то не видела этого раньше.

Виктория облизнула пересохшие губы.

– Со времени… со времени его развода, вы хотите сказать?

– И даже до этого. Его жена не любила проводить вечера дома. - Констанция поставила кастрюлю на плиту. - Она его не заслуживала, это уж точно.

– Почему она ушла от него?

Экономка нахмурилась.

– Из-за другого мужчины.

Виктория непонимающе уставилась на нее.

– Она ушла от Рорка к другому? Но как она могла? Как можно желать кого-то другого… - Она замолкла, щеки ее покраснели, и она тут же быстро вскочила на ноги. - Я… я думаю прогуляться перед ужином. Если сеньор вернется рано и захочет…

Она обернулась: Рорк улыбался ей, стоя в дверях.

– Рорк. - Виктория с трудом перевела дух. - Я не слышала, как вы вошли. И долго вы здесь стоите?

– Только пару секунд. - Он снова улыбнулся. - Я сожалею, что нарушил вашу идиллию. Надеюсь, Констанция не позволила вам перетрудиться?

– Нет-нет. Она не позволяет мне даже пошевелить пальцем.

О Боже! Голос не слушался ее! Виктория никак не могла справиться с собой. Слышал ли он этот ее глупый вопрос? Дай Бог, чтобы нет, но почему же тогда он смотрит на нее с этой легкой усмешечкой? Что же такое она, черт побери, говорит! Это все из-за сотрясения. У нее все еще временами побаливает голова…

– …слегка опухшие.

Виктория вздрогнула.

– Что?

– Я сказал, что вы пока не должны садиться за руль автомобиля. Вы все еще страдаете от последствий сотрясения. - Он нахмурился, когда она приблизилась к нему. - У вас веки все еще слегка опухшие.

– Да, немного. Доктор Мендоса говорит…

– Поверните голову к свету. - Рорк обхватил руками ее лицо и приподнял его. Его руки были такими прохладными, а ее щеки - непривычно разгоряченными. Виктория передернула плечами. Рорк еще больше нахмурился. - В чем дело?

– Ни в чем, - быстро сказала она.

– Вам больно?

Он легко погладил ее по щеке, а Виктория приложила все силы, чтобы не вздрогнуть.

– Нет, - сказала она торопливо. - Я только… я только… - Она беспомощно взглянула на него. - Дело в том… дело в том, что это солнце. Оно мне светит в глаза.

Рорк улыбнулся, отпуская ее.

– Наверное, оно хочет сказать вам что-то.

Его улыбка была такой заразительной. Она почувствовала, как в ответ ее собственные губы растягиваются в улыбке.

– Правда?

Он кивнул.

– Да, - сказал он, взяв ее за руку. - Констанция! Сколько времени осталось до обеда?

– Двадцать минут, не больше.

Рорк усмехнулся.

– Ага, - сказал он. - Будем считать, что час.

Экономка всплеснула руками.

– Всего двадцать минут, сеньор!

– Констанция! Как я могу показать сеньорите Гамильтон самый прекрасный на свете закат за такое короткое время?