Чем меня москвичи всерьез подкупили - это полным отсутствием такой типичной и такой жлобской черты хоть сколь-нибудь имущей российской публики: повышенной трепетности к градациям престижа и комфорта. Не сомневаюсь, что с деньгами у семейства Шатуриных никаких проблем не было и не предвиделось - и однако же их нимало не парило плыть по-простому, на открытой палубе (под навесом), на деревянной скамеечке, в толпе неприхотливой хипповатой молодежи. Уверен, им и в голову не приходило о таких вещах вообще задумываться (не говоря париться).

Молодежь, по-моему, по большей части была местная, греческая, хотя хватало и всяко-разных иных юных европутешественников. На фоне последних Шатурины совершенно не выделялись - и это мне тоже нравилось. Как подтверждение того, что принадлежность к злосчастной нашей нации сама по себе еще не определяет ни облика, ни манер.

Я-то от окружающих отличался. Если не видом - то возрастом. Среди всех этих загорелых, полуголых, галдящих, ржущих, жрущих бургеры из палубного фаст-фуда (но почти не курящих и совершенно не пьющих - только колу да минералку) были, веcтимо, кто постарше и кто помладше - но подобных мне, то есть сильно за тридцать, я не заметил ни одного. Подобные мне путешествуют - если вообще путешествуют - не так и не тут. Если же не путешествуют - то, скорее всего, это им больше не грозит, никогда…

Я вдруг почувствовал себя старым хреном - возможно, впервые в жизни. Я не кокетничал сам с собой - просто глядя на моих москвичей, на прочих соседей, ОКАЗАВШИСЬ НА ИХ ТЕРРИТОРИИ, я отдал наконец себе отчет, что уже прошел некую point of no return. Некий рубеж, может быть, главный в жизни, на пути к которому ты разгоняешься, а минуя его - используешь набранную инерцию… Славка некогда про это рассуждал: что-то насчет того, что каждый человек - он как ракета-носитель, в молодости пытается преодолеть гравитацию. Если смог набрать хотя бы первую космическую лет до тридцати - вышел на орбиту, будешь крутиться уже там… не смог - грохнешься на землю.

На скамеечке напротив нас кучерявая гречанка уткнулась в сборник статей Умберто Эко. Чуть в стороне, вокруг оранжевого сундука со спассредствами расположилась компания спортивных-мускулистых. Один там у них был особо фактурен - черноволосый, жилистый, белозубо-хищноватый, эдакий конкистадор; на бедре - толстый шрам, на шее - еще один, левая рука, явно сломанная (уже не в лубке, но еще в какой-то защитной перчатке с обрезанными пальцами), висела мертво, пальцы не шевелились; на груди - деревянное ожерелье и оправленный в бронзу ярко-синий камень. Фактурный этот ловко запрыгнул на спасательный сундук, принялся резаться со своими в нарды.

…Я знал, что я не вышел на орбиту. Мне было тридцать пять, и за душой у меня не осталось ничего. Во всех смыслах. Только что я лишился всего своего имущества. Еще раньше я потерял единственную женщину, которая способна была и хотела со мной жить - хоть всю жизнь. Ни одно дело из тех, что я пытался организовать, не смогло продержаться долго, оставшись чем-то достойным и пристойным. А декларированное намерение всегда играть по правилам - в стране, где правил не существует, - обернулось фактически бегством из страны…

- Че-то ты, я смотрю, совсем загрустил. - Девушка Майя облокотилась рядом со мной на ограждение, перегнулась вниз, глядя на отваливающиеся далеко внизу от синего борта еще более синие волны. Тонкая загорелая ее шея контрастировала с высветленными волосами, на границе темнела продолговатая глубокая подзатылочная впадинка.

У девушки была забавная - неожиданная для продвинутой москвички - черта: пробивающиеся временами в речи малороссийские смягчения, вроде фрикативного «г».

Цвет Эгейского моря - неправдоподобно-беспримесный, спектральный, эталонный. На этом ультрамариновом фоне - широкая голубовато-белесая полоса кильватерного следа с кишащими пенными зигзагами. Едва шевелится сине-белый флаг. Многопалубный паром «Экспресс Посейдон» ползет (отнюдь не со скоростью экспресса) мимо островов, островков, просто торчащих из воды камней - хоть какая-нибудь суша все время в поле зрения: то по одну, то по другую руку, чаще по обе. Коричневатые голые горы, иногда - белые городки.

Остановка, опять остановка. На островах побольше - зеленовато-бурых, полого-гористых. Белые дома вокруг гаваней, у причалов - толковище лодок-катеров-яхточек. На одном из островов по гребню холма в ряд стояли круглого сечения белые же башенки-пеньки, нечто среднее меж ветряными мельницами и радарами - с громадными, как бы велосипедными, колесами: обод (окружность), спицы (радиусы), крупная сетка.

Это было странно, и я извлек фотоаппарат. Потом привычно открыл «Компак». Шатурины поглядывали на меня с любопытством. Снова завязался разговор об эксперименте.

- Математическое моделирование в социологии, в конфликтологии… - переспросил Антон. - Это что-то вроде того, что делал Руммель?

Фамилию эту я уже слышал - доцент Латышев, кажется, ее в какой-то связи поминал.

- Просто у меня один знакомый есть, политолог, - он про это рассказывал. - Антон улыбался, как бы извиняясь (я, конечно, чуток выпендриваюсь эрудицией, понимаю, что вы это понимаете, и прошу простить сию маленькую миленькую слабость). - Такие вещи сейчас страшно модны. «Катастрофическая конфликтология», по-своему наследующая известной «теории катастроф»… У этих типов выходит, что общественные конфликты с массовыми убийствами сродни физическим процессам. И моделируемы почти как физические процессы. К социологии они применяют аппарат, позаимствованный из теоретической физики, математики, «теории нестабильных систем», из Гейзенберга с его «принципом неопределенности», из Ильи Пригожина… Пользуются математической статистикой для анализа конфликтов. На компах прокачивают реальные и гипотетические столкновения, войнушки. Выстраивают двухмерные, трехмерные графики, схемы…

Черт, что же Латышев мой про это рассказывал? Как-то пропустил в свое время мимо ушей… Я подумал, что у меня тоже есть знакомый, который должен про такие штуки знать, - Виталик Митревич, политический журналист, эссеист, колумнист эт сетера, съевший в социологии питомник служебных собак. Он уже больше года жил в Москве - впрочем, электронный Виталькин адрес у меня вроде имелся…