Десять лет удавалось спасать "Сонеты" от печати, пока, наконец, один издатель сумел раздобыть рукопись. Он издал их, подчеркивая, что предлагает публике редкую и ценную новинку: "Сонеты Шекспира. Никогда раньше не печатавшиеся"!
После заглавного листа отдельная страница была отведена для того, чтобы напечатать посвящение. Для того чтобы "разогнать" его текст, занимавший мало места на странице, а также для красоты наборщик поставил после каждого слова точки. Воспроизвожу посвящение в том виде, в каком оно было напечатано:
"Тому, единственному. кому обязаны. своим появлением. нижеследующие, сонеты. мистеру W. Н. всякого счастья. и. вечной, жизни. обещанной. ему. нашим. бессмертным. поэтом. желает. доброжелатель. рискнувший. издать. их. в свет. Т. Т.".
Последующие поколения заинтересовались тем, кто был тот, чье имя издатель скрыл под инициалами. Инициалы самого издателя разгадали легко. На других книгах он полностью ставил имя и фамилию — Томас Торп. Что же касается мистера W. H., то он наделал хлопот. Гадали — не он ли тот молодой человек, которого автор сонетов сначала уговаривает жениться, а потом жалуется на то, что тот отбил у него изменчивую смуглянку? Если так, то, значит, остается найти молодого вельможу с инициалами W. Н. Если перевернуть инициалы Генри Ризли (Henry Wriothesley) графа Саутгемптона, то они подойдут. Без этой манипуляции подходят инициалы другого покровителя Шекспира — Уильяма Герберта (William Herbert) графа Пембрука.
Но дело, по-видимому, обстояло проще. Единственный, кому эти сонеты были обязаны своим появлением, мог быть просто тем недобросовестным человеком, который, нарушив запрет автора, или его друга, или, наконец, смуглой дамы, раздобыл список сонетов и продал его издателю Томасу Торпу. Согласно одному из наиболее достоверных предположений, это сделал Уильям Харви (William Harvey), отчим графа Саутгемптона, которому они достались от его жены, скончавшейся в 1608 году, то есть за год до издания "Сонетов".
Если мы обязаны появлением "Сонетов" в печати именно ему, то, пожалуй, надо извиниться за эпитет, каким мы его наградили. Он, конечно, поступил очень некрасиво по отношению к Шекспиру и его друзьям. Но Томас Торп поступил правильно, поставив вечный памятник таинственному W. Н. Он заслуживает благодарности всего человечества за то, что спас от пропажи или забвения бессмертные стихи Шекспира. Будь на то воля Шекспира, они не увидели бы света. Томас Торп, видно, поступил правильно, воздав перед всем светом должное человеку, который сделал общим достоянием такие сокровища поэзии.
В 1611 году один лондонец, любитель театра, сделал несколько интересных для нас записей. Автор этих записей, Саймон Форман, был врачом и астрологом. Он записывал виденные им спектакли в особую тетрадь — "Книгу пьес". Он видел в театре "Глобус" четыре пьесы Шекспира и подробнейшим образом записал их содержание. Вот начало его записи о "Макбете", которого он видел 20 апреля 1611 года: "Сначала появились Макбет и Банко, два благородных шотландца, которые ехали верхом через лес; перед ними вдруг оказались три женщины, волшебницы или нимфы, они приветствовали Макбета три раза, воскликнув: "Привет тебе, Макбет, король Кодона, ибо ты будешь королем, но не будешь иметь потомков королей!" и т. д. Тогда Банко сказал: "Что же вы все говорите Макбету, а мне ничего?" — "Да, — сказали нимфы, — привет тебе, Банко, твои потомки будут королями, но сам ты королем не будешь!.."
Большое впечатление произвело на Формана появление призрака Банко на пиру у Макбета. Вот как он об этом пишет: "На следующую ночь, ужиная вместе с дворянами, которых он пригласил к себе на пир и на котором должен был присутствовать и Банко, он (то есть Макбет) стал говорить о благородном Банко и выразил желание, чтобы он оказался здесь. И когда, сказав это, он встал, чтобы выпить тост за него, вошел дух Банко и сел в кресло позади него. Повернувшись, чтобы снова сесть, он увидел привидение Банко, и от этого зрелища им овладели, страх и отчаяние".
Записи Формана о постановке "Цимбелина" и "Ричарда II" содержат мало интересных замечаний. Посмотрев "Зимнюю сказку" в театре "Глобус" 15 мая 1611 года, он кратко записал содержание пьесы и обратил особое внимание лишь на фигуру клоуна — пройдохи Автолика: "Помню также, как вошел бродяга, хромая, и как он представился больным, которого ограбили, и как он выманил все деньги у бедняка, а затем пошел к пастухам, как торговец-разносчик, и тоже выманил у них все деньги, а потом он переменился платьем с сыном богемского короля и превратился в придворного и т. д. Остерегайся доверять притворству нищих и хитростям бродяг". Мы видим, таким образом, что почтенный доктор извлек для себя даже практический вывод из пьесы Шекспира "Зимняя сказка". В таком понимании Шекспира он, увы, предвосхитил некоторых последующих критиков Шекспира, тоже считавших, что пьеса бесполезна, если из нее нельзя извлечь практическую мораль.
Шекспиру исполнилось сорок восемь лет, когда обстоятельства побудили его принять решение уйти из театра.
Ни он сам, ни его друзья не оставили никаких объяснений на этот счет. Как и в отношении некоторых других важных моментов его жизни, мы предоставлены здесь на волю догадок.
Наверняка можно сказать, что источник его творческой мысли не иссяк. Это не могло произойти с Шекспиром, обладавшим огромной творческой энергией. Последние пьесы не содержат следов того, что его дарование обеднело. Наоборот, как мы видели, гений Шекспира умел находить новые источники вдохновения.
Вероятнее — болезнь. Доктор Холл не случайно появился в доме Шекспира. Он вел записи приема больных, но его дневники сохранились не полностью. Исчезли именно те тетради, которые он вел в годы, когда Шекспир жил в Стратфорде. (Такое уж наше шекспироведческое счастье!) Однако предположение о болезни вполне правдоподобно: Шекспир работал так много, что мог надорваться.
Во всяком случае, вскоре после 1613 года Шекспир переуступил кому-то свою долю в паях труппы и ликвидировал все имущественные и финансовые дела, какие у него были в Лондоне. Перестал он также писать для театра.