Вторая задача состояла в том, чтобы разобраться в текстах и не напечатать искаженных "пиратских" изданий, которые появились при жизни Шекспира. Этим занялись Хеминг и Кондел, которые сами играли в пьесах Шекспира и могли судить о подлинности текстов.
О том, какая это была нелегкая задача, они сказали потом в предисловии к своему изданию: "Признаем, было бы желательно, чтобы сам автор дожил до этого времени и мог наблюдать за печатанием своих произведений, но так как суждено было иначе и смерть лишила его этой возможности, то мы просим не завидовать нам, его друзьям, принявшим на себя заботу и труд собирания и напечатания его пьес, в том числе тех, которые ранее были исковерканы в различных краденых и незаконно добытых текстах, искалеченных и обезображенных плутами и ворами, обманно издавшими их; даже эти пьесы теперь представлены вашему вниманию вылеченными, и все их части в полном порядке: вместе с ними здесь даны в полном составе и все его прочие пьесы в том виде, в каком они были созданы их творцом".
Последнее замечание заслуживает нашего особого внимания. Суть в том, что, так как театр оберегал пьесы от публикации, при жизни Шекспира была напечатана лишь половина написанных им драм. Представьте себе, что было бы, если бы Хеминг и Кондел не собрали и не напечатали остальных пьес. Мы бы тогда не знали таких произведений, как "Комедия ошибок", "Укрощение строптивой", "Два веронца", "Король Джон", "Как вам это понравится", "Двенадцатая ночь", "Юлий Цезарь", "Конец — делу венец", "Мера за меру", "Тимон Афинский", "Макбет", "Антоний и Клеопатра", "Кориолан", "Цимбелин", "Зимняя сказка" и "Буря". Шестнадцать пьес! И каких пьес!..
"Мы лишь собрали пьесы и оказали услугу покойному автору, приняв на себя, таким образом, опеку над его сиротами; мы не стремились ни к личной выгоде, ни к славе, а лишь желали сохранить память столь достойного друга и товарища на жизненном пути, каким был наш Шекспир", — скромно писали Хеминг и Кондел о своей редакторской работе, которая была услугой не только их другу, но всему человечеству.
Издание, предпринятое Хемингом и Конделом, готовилось не меньше года. В 1623 году оно вышло в свет под названием: "Мистера Уильяма Шекспира комедии, хроники и трагедии. Напечатано с точных и подлинных текстов". Эта книга была напечатана размером в полный печатный лист, что типографы обозначали тогда по-латыни "in folio". Книгу называют теперь "фолио 1623 года". В ней напечатано тридцать шесть пьес. Впоследствии в собрания сочинений Шекспира стали включать тридцать седьмую пьесу — "Перикл". Фолио 1623 года содержит 998 страниц большого формата. Текст напечатан в две колонки. Тираж, вероятно, не превышал тысячи экземпляров. До нашего времени сохранилось около двухсот книг этого первого собрания драматических сочинений Шекспира. Вместе с дошедшими прижизненными изданиями отдельных пьес и текстами поэм и "Сонетов" они составляют полный свод всего, что дошло до нас из написанного Шекспиром.
По обычаю того времени книгу открывали посвящения и стихи в честь автора.
Издавая фолио, Хеминг и Кондел заручились покровительством двух братьев-вельмож — графа Уильяма Пембрука и графа Филиппа Монтгомери. Книга открывается посвящением им, причем отмечается, что они оказывали покровительство Шекспиру при его жизни.
Дальше следовало обращение Хеминга и Кондела к читателям, которое мы уже отчасти процитировали.
Из стихотворений, помещенных здесь, мы уже цитировали ранее молодого Мильтона о памятнике Шекспиру.
Наибольшее значение имеет напечатанная в томе поэма Бена Джонсона, озаглавленная "Памяти автора, любимого мною Уильяма Шекспира и о том, что он оставил нам". Поэма представляет исключительно большой интерес, ибо содержит оценку Шекспира, принадлежащую перу самого выдающегося из его современников, писателю с острым критическим умом и строгими критериями оценки. Если Мерез когда-то первым выразил признание, завоеванное Шекспиром у современников, то поэма Бена Джонсона дает оценку всей деятельности Шекспира. Она поражает не только своей верностью и объективностью, которую проявил Джонсон по отношению к поэту, являвшемуся его соперником перед лицом современников и грядущих поколений, но и пророческим предчувствием того места, которое Шекспир действительно занял в мировой культуре.
Для нас важны не поэтические достоинства поэмы, а ее смысл, и я привожу ее полностью в прозаическом переводе. Во вступлении Бен Джонсон говорит о том, что побудило его написать поэму: "Шекспир, не из зависти к твоему имени приобщаюсь я к твоей книге и к твоей славе, хотя я признаю написанное тобой столь ценным, что ни человек, ни сами музы не в состоянии воздать должные за это похвалы. Такова правда, и с ней согласны все. Но не такими способами хочу я выразить хвалу тебе, — не тем путем, который доступен глупейшему невежеству, ибо даже выражение верного суждения — лишь эхо чужого мнения; не слепой любовью, ибо она не способна постичь истину и натыкается на нее лишь случайно; не тая хитрой злобы, ибо, хваля, она помышляет лишь нанести ущерб тому, что превозносит. Это все равно, как если бы бессовестная развратница или шлюха хвалила бы честную женщину, — разве может быть вред сильнее этого? Но тебе такие похвалы не страшны, они не грозят тебе, и тебе нет в них нужды".
Следующие строки читатель лучше поймет, если вспомнит, что вскоре после смерти Шекспира один поэт считал необходимым для увековечения памяти поэта похоронить его рядом с Чосером, Спенсером и Бомонтом. "Итак, я начинаю. Душа века! Предмет восторгов, источник наслаждения, чудо нашей сцены! Восстань, мой Шекспир! Я не стал бы помещать тебя с Чосером и Спенсером или просить Бомонта подвинуться немного, чтобы освободить место для тебя. Ты сам себе памятник без надгробия и будешь жить, пока будет жить твоя книга и пока у нас будет хватать ума читать ее и хвалить тебя. То, что я не ставлю тебя в ряд с ними, я могу объяснить: их музы тоже великие, но не пропорциональны твоей; если бы я считал мое мнение зрелым, то я сравнил бы тебя с самыми великими и показал бы, насколько ты затмил нашего Лили, смелого Кида и мощный стих Марло".