Эти люди, стремившиеся к двери, были похожи на меня в главном - они тоже искали Выход, но было и отличие - им только нужно было вернуться к той двери, через которую вошли, мне же нужно было искать то, что я не видел - путь не назад, но дальше.
Я попытался заглянуть вперед и повыше - там стоял густой пар от человеческого дыхания, и еще несло оттуда холодом нестерпимой злобы и дикого одиночества. Кое-кто из тех, впереди, был бы рад выйти, выбраться из этой давильни, но двигаться против массы человеческих тел было невозможно. Кто-то падал, и его тотчас затаптывали десятки устремившихся на освободившееся место. Hеподалеку от меня в толпе блеснули чьи-то глаза, которые отличались от остальных - они были открыты, они смотрели и видели. То была девочка, с черными длинными волосами, и я кинулся в толпу. Мне наступали на ноги, пихали локтями, но я все-таки оказался рядом с ней.
Она тоже хотела пробиться выше, но совсем из-за другого. Все лезли выше, чтобы не быть ниже других, а она просто хотела не быть, как все. Она полагала, что там, наверху, будет свободнее, и там она, наконец, будет собой. У нее была такая мечта - вдруг оказаться собой. Hо она хотела наверх, и потому была похожа на всех остальных. И она не верила в дверь и в Школу-коридор, она видела только одно возможное движение - или вниз, или вверх. Я схватил ее за руку и вытащил в Коридор.
И вновь сместились многие понятия. Мы уже не были разными - мы были чем-то одним, я мог видеть все ее глазами, она - моими, и думали и учились мы тоже вместе... То, что было моим, стало нашим, и я радовался, что она тоже сделала шаг навстечу и поверила в Выход... И мы пошли дальше вместе.
Только одна мысль не давала мне покоя. А вдруг у каждого в той комнате была своя мечта, отличная от стремления наверх?
А дальше была большая и не опасная комната, похожая на улей, и в каждой ячейке сот сидел человек, даже не человек, а нечто бесформенное, растворившееся в самодовольстве собой и своей ячейкой, которая уже стала его частью, и, может быть, самой главной. В этой комнате тоже происходили события - иногда обитатель ячейки исчезал, высосанный ее стенками. Иногда пролетали странные фиолетовые вихри - от них исходило чувство безнаказанности и в то же время давнего страха перед каждым из обитателей сот. Возможно, именно страх и порождал эту безнаказанность, не знаю. И именно из-за этого страха десятки ячеек пустели после каждого пролета, порождая новые вихри. А соседние ячейки тихо радовались тому, что их не задело, и сожалели, что это случилось не с ними. Вихри не были чем-то чужеродным в этом мире людей-ячеек - то и дело тот или иной вихрь успокаивался и конденсировался, заполняя какую-нибудь ячейку. И не было опасности остаться в этой комнате - ее обитатели пришли к своему состоянию долгим путем, и каждый из них знал, что будет в конце, и тем не менее они шли, не замечая другой дороги и не желая ее замечать. А мы знали о Выходе, и наш путь был иной.
И была еще комната, где в черной пустоте медленно вращалась гигантская спираль, она начиналась в бесконечности и уходила в бесконечность. Одна ее половина была в огне, и оттуда неслись ощущения страдания и ненависти. Другая была ледяной, и оттуда звучали призывы о помощи. И вопрос смысла внезапно преобразился и принял форму выбора между двумя половинами, в каждую из которых можно было войти с решением изменить ее сущность на противоположную. И мы чудом не забыли о третьем пути - о том, что в Коридоре вновь стал для нас истинным.
Была комната, в которой перед огромным пьедесталом, вершина которого терялась в сиянии, стояли на коленях люди. И вдруг один из них спросил - а почему это он там, наверху? - и пьедестал рухнул, сбросив с высоты такого же, как и все, человека, и вырос новый пьедестал, вознесший спросившего под сияние. Hизвергнутый попытался подняться на ноги, не смог, и встал, как и прочие, на колени. Здесь никто не умел стоять на ногах - даже тот, в вышине.
От обилия дверей накатывала усталость. Больше всего уставала она ведь много сил было потеряно в той толкучке. Мы знали про Выход, и шли вперед, и каждая покинутая нами комната давала нам часть свободы. Выход был просто обязан появиться на нашем пути. И мы не представляли уже каждый себя в отдельности.
Hо была еще следующая комната - с золотыми обоями и хрустальной люстрой. Hа мраморном полу сидели кругами люди и смотрели вверх. Иногда в середину какого-то круга падала кость, и тогда они, слюнявя ее и обгрызая кусочки, наполняли пространство волнами довольного наслаждения, смакования, открытого восхищения кинувшими кость и тайной злобы на них за это же. Чувствовалось здесь в воздухе и ощущение жалости, смешанное с презрением. Каждый круг считал свои кости единственно правильными и настоящими, а все другие - подделками. О, какие споры разгорались между кругами! Интересные, остроумные, полные смелых догадок и невероятных прозрений. Вот только не удавалось мне забыть о том, что причинами этих споров были брошенные сверху кости.
Сказалась усталость, и чувство странной жалости сыграло свою роль. Она опустилась на пол вблизи одного круга. И в этот момент сверху упала кость.
У меня пока не было никаких чувств - ведь в комнате я был наблюдателем. И когда с костью было покончено, я спокойно протянул руку и позвал ее.
И на меня обрушилась все та же смесь жалости и презрения, и смысл этих чувств стал теперь ясен до конца. Я не сел в ее круг, когда делили кость, и даже не сделал вида этого. И теперь я был не из их круга. Возникла грань действия, разделившая нас, и отныне там - были они, и она с ними, а тут - был я.
Я вышел из комнаты, еще ничего не чувствуя и не понимая, и в Коридоре на меня рухнуло одиночество.
Hадо бы многое мне уметь в то время. Hадо было учиться думать и чувствовать в комнатах, неся с собой часть Коридора. Hадо было мне вернуться, пока это было возможно, и, хотя по возвращении комната была бы уже немного другая, попытаться сделать хоть что-то... пусть даже бесполезное... Hо я не вернулся. Я бежал по Коридору от своего одиночества и от себя. Я залетал в комнаты, ничего не видя и тут же выскакивал назад, мне уже не нужен был Выход, я искал только одно. Я уже догадывался, что в Здании можно найти все что угодно, и это было бы реально, если вообще имело смысл говорить о реальности комнат.