– Понимаю, – медленно сказала девушка, удивленно глядя на него. Как ни странно, но если учесть то, что она недавно узнала о его образе жизни, то его логику вполне можно было понять. Он просто решил, что Кори, так же, как и он сам, будет страдать от ограничения свободы. – А вам не кажется, что страховка чересчур дорогая?
– Может быть, – ответил он, – но мне нравится делать дорогие подарки. Когда я был ребенком, наша семья была настолько бедной, что никто не дарил и не получал подарков. А сейчас, видит Бог, у меня достаточно денег, так почему бы мне не делать то, что я хочу?
Кори вдруг почувствовала, как предательски защемило сердце, и сглотнула комок в горле, представив детство Джефа, лишенное радостей. На секунду она ощутила почти материнскую нежность.
– Но нельзя же дарить направо и налево спортивные автомобили, – сказала она. – Так не делают.
– Я боялся, что ты это скажешь. И ожерелье не возьмешь?
Кори молча покачала головой и невольно улыбнулась – уж очень он напоминал разочарованного ребенка, который не понимает логики взрослых.
– Но одежду ты должна взять, – сказал он напористо, и его глаза, обрамленные густыми ресницами, торжествующе заблестели. – Разве ты сможешь защитить меня от навязчивых поклонниц, если сама не будешь полностью уверена в себе? – Кори с сомнением покачала головой, и Джеф добавил умоляющим тоном:
– И кроме того, я купил одежду на распродаже. Магазины не возьмут ее обратно.
Кори запрокинула голову и расхохоталась. Он говорил о вещах торговых домов «Кристиан Диор» и «Ив Сен-Лоран» так, как будто подобрал их на дешевой ярмарке в ближайшем универмаге.
– Боже, какая у тебя прелестная шея, – сказал он внезапно. Он неохотно отвел взгляд в сторону, а потом сказал лукавым тоном:
– Ну, так я тебя уговорил? Одежду возьмешь?
– Только при условии, что ты все заберешь обратно в конце турне, – сказала она нерешительно, удивляясь детской радости на его лице.
– Ладно, посмотрим, – сказал он уклончиво. – А ожерелье не возьмешь?
– Ожерелье не возьму! – сказала Кори твердо, а потом засмеялась. – Тебе не кажется, что ситуация нелепая? Лежу тут в ванне одетая и спорю с тобой о дурацком ожерелье.
– Это очень красивое ожерелье, – с упреком сказал он. Отпустив ее запястье, он пошарил рукой по дну и с торжествующим видом вытащил сверкающую драгоценность. – Раз ты не согласна его принять, дай хоть посмотреть, как оно на тебе выглядит.
Не дожидаясь ответа, он быстро надел ей ожерелье на шею. Оно оказалось довольно тяжелым, и Кори опустила глаза, чтобы рассмотреть камни. И сразу же покраснела от смущения. Грудь ее была так облеплена мокрой шелковой блузкой, что торчащие соски выступали совершенно отчетливо, как если бы она была обнажена. А ожерелье привлекало еще большее внимание к этой части ее тела.
Джеф сделал глубокий вдох, не отрывая глаз от ее мокрой облегающей блузки.
– До чего красиво! – произнес он, и она поняла, что он говорит не об ожерелье.
Ожесточенная перебранка сменилась невыносимым ощущением близости. Кори почти осязала электрические разряды, которые пробегали между ней и Джефом, и тело ее будто плавилось. Впервые с той минуты, как она ворвалась в ванную комнату, она обратила внимание на бронзовую кожу Джефа, на его сильное мускулистое тело, так непохожее на ее собственное, мягкое и нежное. По его затуманенным глазам и напрягшимся жилкам на шее было видно, что он в таком же возбуждении.
– Нет, – прошептала она растерянно, с трудом отводя взгляд от его шеи, сознавая, что говорит это не столько ему, сколько своему собственному телу, готовому ее предать.
– Да, милая, – тяжело дыша, сказал Джеф. – Да, да, да! – Он привлек ее к себе, и Кори охнула, когда теплая твердость его мускулов коснулась ее, обжигая, через мокрую одержу. По всему ее телу пробежал трепет. Джеф прижал ее голову к своей груди.
– Боже мой, детка, – простонал он. – Я так тебя хочу, что чувствую себя, как подросток со своей первой женщиной.
Она не отвечала, погрузившись в чувственную эйфорию, вызванную прикосновением его теплых сильных рук и курчавых жестковатых волос на груди, к которым прикасалась щекой. Терпкий аромат обволакивал ее, и она различила хвойный запах мыла и мускусный запах разгоряченного мужского тела. Сочетание было настолько возбуждающим, что Кори захотелось ощутить его на вкус, и она не в силах была противиться своему желанию. Она осторожно провела языком по его коже, которая оказалась солоноватой, потом повернула голову и, как котенок, потерлась щекой об его грудь, коснувшись языком соска.
– О Господи! – простонал Джеф, и она испытала первобытное удовлетворение, ощутив дрожь, пронзившую его тело. Джеф обнял ее стальной хваткой и впился в ее рот поцелуем, который искушал и дарил наслаждение. Он исследовал ее губы и язык бесконечными касаниями. Кори забыла все на свете. Она лишь чувствовала, как с каждым поцелуем горячее ощущение внизу живота становилось сильнее, а кровь бежала по жилам, как расплавленный огонь, и каждый сантиметр ее кожи обретал собственную пульсирующую, чувственную жизнь.
Потом она поняла, что они оба стоят на коленях, и обычно проворные пальцы Джефа странно долго возятся с пуговицами ее блузки. Его губы ласкали ее рот, потом коснулись уха. Он покусывал и облизывал мочку, а время от времени шептал слова, подсказанные желанием, которые вызвали в ней такую бурю ощущений, что она почувствовала головокружение. Кори схватилась за его сильные обнаженные плечи, как будто это была единственная опора в качающейся вселенной. Наконец последняя пуговица поддалась, Джеф мягко отстранил ее и спустил с ее плеч шелковую блузку и бюстгальтер. Нетерпеливо отбросив их, он опять привлек девушку к себе. Его жесткие волосы терлись об ее грудь, от чего соски сразу затвердели.
– Ты самая мягкая на свете! – простонал он, пробегая руками по ее грациозно изогнутой спине. – Ты вся шелковисто-атласная. – Теперь его руки вынимали шпильки, которыми были сколоты ее волосы. Джеф с наслаждением погрузил пальцы в каскад шелковистых волос, рассыпавшихся по плечам. – Мне так нравится осязать тебя. Даже то, как твои волосы струятся меж пальцев, возбуждает.
Он прислонил ее к краю ванны и перевел дух. Страстный взор устремился на ее полные, тугие груди, темно-розовые соски, твердые и зовущие под языческим ожерельем из аметистов и бриллиантов.
– Однажды под Каиром я увидел настенную роспись с изображением давно умершей египетской принцессы и подумал, что у нее самые красивые груди, которые я когда-либо видел. – Он протянул руки и обхватил ее теплые, обольстительные холмики. – Но твои груди гораздо красивее, и ты живая.
Живая? Это еще мягко сказано, думала она, пока Джеф нагнулся и ласкал губами ее грудь, вызывая в ней вихрь ощущений. Она никогда в жизни не чувствовала себя настолько живой, а ее чувствительность все нарастала. Потом он легонько сжал губами ее сосок, и она застонала, погрузив пальцы в его курчавые темные волосы, крепче прижимая к себе его голову. Этот стон возбудил его еще больше, и он сильно, до боли сжал ее грудь. Он нежно покусывал ее, а она стонала и извивалась под этой сладкой пыткой.
– Боже мой, любимая! Я умираю от желания! – прошептал Джеф и поднял голову. Его губы снова соединились с ее губами со страстью, которая лишала их сил, и Кори почти не сознавала, что происходит. Джеф уже возился с боковой застежкой ее брюк. Внезапно она почувствовала себя полностью в его власти.
Он нехотя оторвался от ее губ на мгновение, и Кори перевела дух. Его рука скользнула внутрь брюк и Кори почувствовала, как что-то ворохнулось внизу живота. Она настолько запуталась в паутине желания, которую он сплел, что почти не могла соображать.
– Что ты делаешь? – спросила она, но ответ ее не особенно волновал, пока длилось это волшебство.
Он взглянул на нее с ласковой и уверенной улыбкой.
– Я пытаюсь освободить тебя из одежды до того, как окончательно свихнусь. Я тебе обещаю, что потом сделаю все, как ты захочешь, но мне просто необходимо войти в тебя сейчас.