- Аль забыла, что к ярманке надо все долги нам собрать? - грубо и резко сказал Алексей, обращаясь к жене.- Про что вечор после ужины с тобой толковали?.. Эка память-то у тебя!.. Удивляться даже надобно!.. Теперь отсрочки не то что на два месяца, на два дня нельзя давать... Самим на обороты деньги нужны...

Ни саврасок не помнил, ни христосованья, ни того, что было меж ними на последнем прощанье в Осиповке.

Но Патап Максимыч ничего не забыл... Едва держась на ногах, молча поклонился он хозяйке и, не взглянув на хозяина, пошел вон из дому.

Воротясь к Колышкину, Чапурин прошел прямо в беседку. Не хотелось ему на людей глядеть. Но рядом с беседкой возился в цветниках Сергей Андреич.

- Что, крестный, не весел, голову повесил? - крикнул он, не покидая мотыги.

Не ответил Патап Максимыч. Разъярился уж очень, слова не мог сказать...

Разговорил-таки его Сергей Андреич. Мало-помалу рассказал Патап Максимыч и про вексель и про подарки, сделанные им Алексею, про все рассказал, кроме тайного позора Насти покойницы.

- Вешать мало таких!..- вспыхнув от гнева, вскликнул Колышкин.- А она-то, она-то! Эх, Марья Гавриловна, Марья Гавриловна!.. Бить-то тебя, голубушка, некому!.. Понятно, зачем деньги ему в наличности нужны,- году не пройдет, обдерет он ее до последней рубашки, а там и пустит богачку по миру... Помяни мое слово... А каков хитрец-от!.. И мне ведь спервоначалу складным человеком казался... Поди ты с ним!.. Правду говорят: не спеши волчонка хвалить, дай зубам у серого вырости... Плюнь на него, крестный. Забудь, что есть на свете такой человек.

- До смертного часу не забыть мне его!.. Посрамитель он мой!..

Колышкин думал, что Патап Максимыч насчет векселя говорит. Потому и сказал:

- Какой же он тебе посрамитель? Времени хоть немного, а, бог даст, управимся... А ему посрамление будет... И на пристани и на бирже всем, всем расскажу, каков он есть человек, можно ль к нему хоть на самую малость доверия иметь. Все расскажу: и про саврасок, и про то, как долги его отцу со счетов скинуты, и сколько любил ты его, сколько жаловал при бедности... На грош ему не будет веры... Всучу щетинку, кредита лишу!

- Не делай так, Сергей Андреич... Зачем?.. Не вороши!..- все про Настю думая и пуще всякого зла опасаясь бесстыдных речей Алексея, молвил Чапурин.Ну его!.. Раз деньги на подряд мне понадобились... Денег надо было не мало... Пошел я в гостиный... поклонился купечеству - разом шапку накидали... Авось и теперь не забыли... Пойду!.. И пошел было.

- Стой, крестный, не спеши. Поспешишь - людей насмешишь,- молвил Сергей Андреич, удерживая его за руку.- Пожди до утра - сегодня ли, завтра ли деньги собрать, все едино: платеж-от послезавтра еще... Отдохни, спокойся, а я, пообедавши, кой-куда съезжу... Много ль при тебе денег теперь?

- Трех тысяч не будет... Если сейчас же в Городец да в Красну Рамень послать, столько ж еще б набралось,- молвил Патап Максимыч.

- У меня... кой-что в кассе найдется... Вот что, крестный: до завтра из дому ни шагу!.. Слышишь?.. И до себя никого не допускай - дома, мол, нет. А теперь обедать давай - здесь, на вольном воздухе, пожуем самдруг...

- Хлопотать надо мне, Сергей Андреич,- промолвил Чапурин.

- Я буду хлопотать, а ты сиди дома, точи веретёна,- перебил Колышкин.- И хозяйке моей не кажись - вишь какой ты расстроенный!.. Не надо таким в люди казаться... То дело, бог даст, обойдется и ввек не помянется, а увидят тебя этаким, толки зачнутся да пересуды, наплетут и невесть чего - и, что ни придумают, ввек того не забудут... Сиди же дома, крестный... Слышишь?..

- Ладно,- упалым голосом, жалобно промолвил Патап Максимыч и молча стал смотреть на реку. После обеда Сергей Андреич куда-то надолго уехал. Поздно вечером он воротился. Патап Максимыч сидел на приступках беседки, подпершись локтями и закрыв лицо ладонями.

- Ну что, крестный? - весело спросил его Сергей Андреич.

- Ничего, думал все...- уныло проговорил Патап Максимыч.

- Про что ж так невесело раздумывал? Неужто все про Алешку непутного? спросил Колышкин.

- О слове писания размышлял я, Сергей Андреич,-- садясь на скамейку, ответил: - "Овым подобает расти, овым же малитися..." Так оно и выходит... Каков я был до сего человек!.. Возносился паче меры, на всякого смотрел свысока... И смирил меня господь за треклятую гордость... Не от сильного-могучего, не от знатного, от властного - от своего страдника-работника, от наймиста (Наемный работник, также наемный охотник в солдаты.) принял я поношение, потерпел унижение!.. Слётыш, материно молоко на губах не обсохло, а клони перед ним седую голову... Ему расти, мне же малитися!.. Что ж? господня воля!.. Благо ми, яко смирил мя еси, господи!.. Да это что? Трын-трава!.. Знал бы ты сердце мое, Сергей Андреич, ведал бы думы мои сокровенные!..- порывисто вскликнул Чапурин и чуть не выдал заветной тайны своей...

- Да что это, крестный, с тобою? Приди в себя, образумься!..- молвил изумленный Сергей Андреич.

А изумился оттого, что заметил слезу на седой бороде Патапа Максимыча. В другой только раз видел он слезы крестного. Впервые видел их на Настиных похоронах.

- Спокойся, крестный!.. Перестань!..- уговаривал его Колышкин.- На что это похоже?..

- Ты что?..- вскочив со скамьи и быстро подняв голову, вскликнул Патап Максимыч.- Думаешь, вот дескать, какой кряж свалился?.. От векселя думаешь?.. Не помышляй того, Сергей Андреич... Эх, друг мой сердечный,- примолвил он грустно, опуская голову и опять садясь на скамейку.- Как Волги шапкой не вычерпаешь, так и слез моих уговорами не высушишь!.. Один бы уж, что ли, конец - смерть бы, что ли, господь послал!..

Долго с сердечной любовью разговаривал его Колышкин, уверяя, что деньги завтра будут готовы, но это не успокоило Патапа Максимыча... Настина тайна в руках страдника - вот что до самого дна мутило душу его, вот что горем его сокрушало... Не пригрозишь теперь богачу, как грозил дотоль нищему.

- Нет, уж ты, бога ради, освободи меня, Сергей Андреич,- сказал, наконец, Патап Максимыч.- Изнемог я... Дай одному с печалью остаться, подь отсель, оставь меня одного... Дай надуматься... А какой я допреж сего столп был неколебимый... Помнишь?.. Никого не боялся, ничего не страшился!.. Шатнуло горе, свихнуло!.. Глядя на меня, поучайся, Сергей Андреич, познай, как человеку подобает малитися... Божий закон!.. Господне определенье!..