– По-моему, да. – Мальчик сокрушенно покачал головой. – Не знаю. Я хотел бы иметь что-то на память о ней. Боюсь, она ускользнет от меня, если у меня ничего не будет о ней на память. Они все время говорят мне разные вещи, и иногда я им верю. Я ведь не такой, как твой друг Мишель.

– Тебе и не надо походить на Мишеля. Ты хорош и такой, как есть. – Катрин поцеловала ребенка в лоб. Монахини скорее всего осудили бы Катрин за каждую сказанную ею фразу, но она отчаянно пыталась помочь мальчику, и каждое слово ее шло от сердца. – Может быть, ты теперь поешь немного?

Людовик-Карл вздохнул.

– Не хочу. Ты не принесешь мне мои фиалки?

Катрин встала, подошла к шкафчику и вернулась с ящиком фиалок.

– Я вижу, у тебя появились новые бутоны.

Людовик-Карл не сводил глаз с цветов.

– Если мне не отрубят голову, то когда-нибудь у меня будет целый сад фиалок.

– Они не… – Катрин осеклась на полуслове. Как могла она заверять мальчика, Что этот мир не отнимет у него жизнь, когда он уже отнял ее у его родителей? Если им не удастся скоро вытащить Людовика-Карла из тюрьмы, он вполне может лишиться головы. – Я привезу тебе еще один ящик с фиалками в следующий раз, когда поеду навещать кузена.

Она не была уверена, что мальчик услышал ее. Его голова была склонена над фиалками, и он глубоко дышал, впитывая их аромат. Он что-то пробормотал, но Катрин не совсем разобрала слово.

Это могло быть «спасибо».

А возможно, «мама»…

24

– Вы удивлены, что я послал за вами? – Дантон откинулся в кресле и устало рассматривал Жан-Марка Андреа-са. – Я сам несколько недоумеваю. В какой-то момент я был сильно раздражен. Из-за вас я потерял залог величия в образе Танцующего ветра.

– Нельзя потерять то, чем никогда не обладал. – Жан-Марк опустился в кресло напротив письменного стола Дантона. – Впрочем, я не имею ни малейшего понятия, о чем вы говорите.

– Разумеется, – сардонически улыбнулся Дантон. – Однако вы должны знать, что я был раздосадован настолько, что не сообщил вам о визите ко мне одного нашего общего знакомого несколько недель назад.

– Вот как?

– Рауля Дюпре.

Жан-Марк почувствовал, как внутри у него что-то оборвалось.

– Вы хорошо обработали этого мерзавца. У него все тело изуродовано, а физиономия украсит любой ночной кошмар.

– Судя по всему, недостаточно хорошо. Я собирался убить его.

– Я знаю. Он мне сказал. Он весь кипел и строил планы мести. Сказал, что заберет у вас статуэтку и мы вдвоем разделим славу Танцующего ветра. – Дантон слабо улыбнулся. – Естественно, предусматривалась весьма болезненная кончина для вас.

– Надо же, как странно, а я-то думал, он меня любит.

– Он также упомянул вашу кузину мадемуазель Катрин и Жюльетту де Клеман.

– И что же?

Дантон покачал головой.

– Я отказался от его услуг. В то время я был слишком занят, пытаясь помешать Робеспьеру отрубить головы половине Парижа, и был совершенно не заинтересован в том, чтобы мне принесли вашу.

– Полагаю, я должен быть благодарен вам за то, что вы были заняты другими делами.

– Дюпре клялся, что пойдет к Робеспьеру, когда я не взял его к себе. – Дантон нахмурился. – Но, поскольку вы до сих пор живы, сомневаюсь, что он выполнил свою угрозу.

– Могу я поинтересоваться, почему вы вдруг озаботились моим дальнейшим благополучием?

– О, меня оно совсем не волнует. Вы, как и мы все, должны рисковать, – с горечью произнес Дантон.

– Тогда зачем вы меня предупреждаете?

– До меня дошли слухи о том, что ваша кузина теперь живет в квартире Франсуа Эчеле в Тампле. С ее стороны это романтический и глупый жест.

– Согласен. Но я не смог переубедить ее.

– Если мне известно, что она в Париже, разумно предположить, что об этом знает и Дюпре. У него большие связи в Париже, а Пирар, его прежний лейтенант, теперь служит в Тампле. Было бы разумно для вас оберегать ее.

– Я попытаюсь это сделать. – Жан-Марк встал. – Благодарю за предостережение. Могу я спросить, почему вы дали себе труд позаботиться о мадемуазель Катрин?

– Я вспомнил ее лицо в ту ночь в аббатстве… – Дантон устало вздохнул. – Она достаточно настрадалась. Так много невинных гибнет!.. Вы слышали о моей жене Габриэль?

– Да, приношу вам свои глубочайшие соболезнования, гражданин.

– Я теперь снова женился. Люсиль – кузина Габриэль и прекрасная женщина. После свадьбы мы на несколько месяцев уехали в деревню. Мы были там очень счастливы. – Дантон помолчал. – Мне не хотелось возвращаться.

– Но вы все же вернулись.

– Я должен был попытаться остановить все это, – сказал Дантон. – Тележки все катят и катят к гильотине. Робеспьер считает, что террор – единственный способ, при помощи которого революция может выжить.

– Удачи вам, – серьезно произнес Жан-Марк. – Я бы не поставил на то, что у вас есть шанс остановить этого безумца.

– Я тоже в этом не уверен. Господи, как же я устал от всего этого! – Дантон поднялся. – До свидания, Андреас. Хорошенько охраняйте свою кузину.

– Ее будет охранять Франсуа.

– Франсуа. – На мгновение на лице Дантона промелькнула печаль, затем оно стало жестким. – Надеюсь, ей он будет более верен, чем мне.

– Прощайте, Дантон. – Жан-Марк повернулся, чтобы уйти.

– Жюльетта де Клеман.

Жан-Марк бросил взгляд через плечо.

– Дюпре лишь мимоходом упомянул вашу кузину, однако насчет мадемуазель де Клеман он был настроен весьма мстительно. По-моему, он пойдет на все, и, если не избавится от нее сам, я уверен, найдет способ отправить ее на гильотину.

– Он так и сказал?

Дантон кивнул:

– Если она вам дорога, то отошлите ее от греха подальше.

– Она мне дорога.

Жан-Марк открыл дверь и вышел из кабинета.

… – Назначьте день, – коротко сказал Жан-Марк Франсуа. – Я хочу, чтобы все это закончилось.

– Даже если я назначу день, нам, возможно, придется менять его, – нахмурившись, произнес Франсуа. – Мы не можем быть уверены…

– Я же сообщил вам, что сказал Дантон. – Жан-Марк круто развернулся от окна к Франсуа. – Это же Дюпре, ради всего святого! Вы же знаете, что он за чудовище. Кто знает, когда он решит начать действовать против нас?

– До сих пор он ничего не предпринимал.

– Назначьте день. Я хочу отправить Жюльетту подальше от всего этого.

Франсуа кивнул, рассеянно глядя на изображение Танцующего ветра, висевшее на стене в противоположном конце золотого салона.

– Что ж, прекрасно, мы вытащим мальчика из Тампля девятнадцатого января.

– Девятнадцатого января. – Нана натянула на голову парик и стала запихивать под него волосы. – Они собираются сказать Симону и его жене, что есть угроза побега мальчика с помощью Уильяма Даррела. Они подкупили четырех охранников, чтобы те выступили в роли эскорта, а Жюльетта де Клеман подделает подпись Робеспьера на предписании освободить мальчика под ответственность Эчеле И отправить его в безопасное место. – Она подошла к зеркалу и взяла из серебряной шкатулки мушку в форме сердечка. – Как только они уедут от Симонов, мальчика под эскортом охранников провезут через ворота и вывезут из Парижа в Гавр.

– Очень умно. Мушка слишком близко к твоему рту. Сдвинь ее чуть влево. – Вид у Дюпре был задумчивый. – Этой стерве де Клеман придется попрактиковаться в подписи, чтобы она хорошо получалась. Мне нужна одна из бумаг, которые она выбросит, но только с одной подписью. Больше ничего. Понятно?

– Я не дура.

– У тебя слишком дерзкий язык. Тебе посчастливилось, что в остальном я тобой доволен. Я же говорил тебе, что сделал с Баршалем. – Дюпре критически оглядел Нана. – Хватит суетиться. Теперь ты прекрасно выглядишь. Иди сюда.

Нана повернулась и медленно направилась к нему.

– Стало быть, мы начнем действовать девятнадцатого января?

– Почему бы и нет? Было бы забавно воспользоваться их планами, чтобы осуществить мои. Я сегодня разговаривал с Пираром, и он полон желания заработать щедрый куш за день работы. Встань на колени.