- Прикуривайте, товарищ.

- Вы же пальцы сожжете!

- Ничего не будет. У меня на руках подошва. Минуту молчали. Иван Васильевич смотрел на нее и думал, что, наверное, эта женщина физически очень сильная, а судя по манере держаться, независимая и деловая. Задуманный план требовал сотрудничества управхоза, и нужно было определить, в какой мере можно доверять ей тайну.

- Как вас зовут? - спросил он.

- Мария Андреевна.

- Вы давно работаете управхозом?

- С финской войны.

- Семья ваша здесь?

- Муж на фронте убит под Ленинградом, сын воюет, а две дочери в госпитале работают.

- Вы член партии?

- Беспартийная.

Иван Васильевич положил окурок в пепельницу и медленно спросил:

- Пока что меня интересует следующее... В вашем доме много жильцов?

- По сравнению с прежним - десять процентов. В голодную зиму перемерли, выехали, разбомбило.

- Новых вам не вселяли?

- Есть. Из Московского района переселены.

- Жилые квартиры только на этой стороне?

- Нет. Есть и на той. Дом разрушен слева, а правая сторона в целости. Там кое-где живут.

В это время вошла низенькая женщина в мужском романовском полушубке, с красным обветренным лицом,

- Ну что?

- Марья Андреевна, она говорит, что лопаты не выписывают. Рано еще. Когда снег пойдет, говорит, тогда и выпишем.

- А ты что молчала? - грозно спросила управхоз. - Они знают, когда снег пойдет? Снег по ихнему плану, что ли, пойдет? Иди снова и без лопат не приходи. Скажи этой фитюльке, что, если я сама спикирую на нес, худо будет. Чертова бюрократка! А потом мы же виноваты будем... Тебе же сгребать придется. Понятно? Руками будешь скоблить мостовую. Я не позволю, чтоб на моем участке нынче снег лежал. Понятно? Обязана выписать!

- Она говорит, что лопат хватит, а только нарядов еще не выписывают...

- Должна выписать, если требование есть. Скажи ей, что, если сегодня не выпишет, завтра в "Ленинградской правде" ее продернут. Сама фельетон напишу, если на то пошло. Иди, не разговаривай.

Женщина потопталась на месте и ушла. Начальник объекта повернулась к Ивану Васильевичу и, как ни в чем не бывало, сказала совершенно другим тоном:

- Я слушаю вас, товарищ.

- В седьмой квартире у вас живет Завьялов?

- Нет. Сергей Дмитриевич там не живет. Квартира пустая.

- Почему?

- Взрывной волной сильно тряхнуло. Все стекла вылетели, штукатурка осыпалась.

- А другие квартиры в окружности?

- Вверху живут. Напротив живут. Внизу пустая.

- Почему же квартиру не ремонтируют?

- После войны, говорит, отремонтирую. А то опять снаряд залепит. Многие так делают Одну-две комнаты сохраняют, топят, и ладно... Не знаю, что с водопроводом делать. Заморозят.

- А ремонт в квартире сложный?

- Да как вам сказать... Недели на две, если по-настоящему.

- Он платит за квартиру?

- А то как же. Человек аккуратный.

- Квартира закрыта?

- Закрыта. Ключи у меня. Мы там водопровод чинили.

- А кто живет напротив?

- Там временные. Две женщины переселены из Московского района.

- Значит, квартира занята?

- Одна комната свободна. Если вам квартира нужна, так у меня хороших сколько угодно.

- Нет. Дело не в этом. Пойдемте посмотрим квартиру Завьялова.

- Можно.

Управхоз достала из шкафа ключи, и они вышли во двор. На улице было уже сравнительно светло, и стало видно, какое разрушение нанесла бомба. Левая половина дома рухнула и завалила обломками весь двор. Стена, примыкавшая к соседнему дому, устояла. Местами на разной высоте к ней прилепились печки. Квадраты комнат были расцвечены обоями, краской и создавали впечатление театральной декорации - дома в разрезе. Правая половина дома уцелела. Вид окоп, забитых светлой фанерой, с черневшими форточками, отлетевшая штукатурка действовали угнетающе. Казалось, что дом нежилой, холодный и может в любую минуту обвалиться.

- Много народу погибло? - спросил Иван Васильевич оглядываясь.

- Не очень. Бомба упала днем, все на работе были. Теперь в Ленинграде бездельников мало...

Они поднялись на площадку третьего этажа и остановились перед дверью, которая была обита черной клеенкой.

5. СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ

Лаборатория помещалась недалеко от конторы. Директор завода приоткрыл низенькие широкие ворота и жестом пригласил спутника войти. По середине длинного коридора были проложены рельсы узкоколейки, по сторонам - много дверей.

- Живет он здесь, - пояснил директор, останавливаясь против одной из дверей, и постучал.

- Войдите! - послышался молодой голос. Большая комната - бывшая кладовая имела сейчас вполне приличный и жилой вид. Удобная мебель, письменный стол, кровати, книжные шкафы, картины. В маленькой плите, наскоро сложенной из кирпича, уютно потрескивали дрова, а в кастрюльках что-то варилось. Стены побелены, и только железные решетки в окнах выдавали прежнее назначение комнаты. За письменным столом сидел юноша в матросской тельняшке и что-то чертил.

- Коля, а где Сергей Дмитриевич? - спросил директор.

Юноша встал и, сконфужено улыбаясь, быстро надел морской китель.

- Папа в лаборатории.

- С сестрой?

- Да. Они с утра чего-то стряпают.

- Это сын Сергея Дмитриевича, - познакомил директор своего спутника с юношей. - Моряк. В недалеком будущем капитан дальнего плавания.

- Очень рад. Люблю моряков. Сколько же вам лет? - спросил Иван Васильевич.

- Восемнадцатый.

- Вы учитесь?

- Да. В учебном комбинате Балтфлота.

- А вы, случайно, не знаете Мишу Алексеева?

- Знаю. Но мы по разным специальностям. Он на механическом, а я на судоводительском.

- Хороший парень. Правда?

- Вообще да, - согласился Коля. - Серьезный. Но я мало его знаю.

В лаборатории стоял туман с удушливо-кислым запахом, от которого першило в горле. Химик возился около электропечи, а на полу сидела дочь и что-то растирала в фарфоровой чашке.

- Папа, имей в виду, если она опять рванет, ты спалишь себе глаза, предупредила девочка.

- Ни в коем случае... Абсолютно уверен... На сто пять процентов уверен, говорил ученый, просовывая щипцами в печь маленькую посуду.

Иван Васильевич внимательно следил за работой химика. Это был высокий, сухой старик в больших роговых очках. Седые волосы на голове открывали широкий лоб, а узкая бородка удлиняла лицо, и оно было похоже на неправильный треугольник. Старик был в одной рубашке с засученными рукавами выше локтя. Заметив вошедших, он спустил очки на кончик носа и взглянул поверх них.