Страх перед ним внутри моего ума снова был выше любого ужаса, когда-либо испытанного мною. Он мог делать все что угодно с моим телом; плоть заживает, на худой конец есть мир Иной, но представить, что он снова врывается в мой разум, было невыносимо.

- Талмия меграла элдрин фрез, - выплюнула я в него магические слова, и мрак ярко вспыхнул алым, образ на миг поблек.

- Дерзкая свинья!

Я вздрогнула - плеть боли хлестнула в моей голове, - но повторила заклинание. На этот раз темнота на минуту рассеялась, и я лихорадочно принялась вспоминать, что можно еще использовать, снова и снова швыряя в него эту волшебную формулу.

- Ты жалкая. Я был внутри тебя один раз, и я сделаю это снова.

Я нажала на витки злобы, которые угрожали опутать меня, и отгородила от него свой разум. Он знал мой ум, но обратная сторона той руны означала, что я знаю его; я боролась инстинктивно, не понимая, как или почему, но изо всех оставшихся сил. Что мне было терять?

Я выругала себя за то, что перескакивала по заклинаниям в списке Джериса, пропуская непроизносимые слова. То, что удалось вспомнить, я произносила, задыхаясь, и по мере того как проговаривала отрывки этой вроде бы тарабарщины, я чувствовала, что плеть его разума немного слабеет, ищущая хватка на краях моего ума соскальзывает. Ритмы слов пробудили воспоминания, погребенные где-то глубоко внутри, и я ощутила новый прилив надежды.

- Мармол, элрил, сенил, дексил, врем, тедрен, шатен, ардрен, парлен, врек.

Я пропела считалку Леса, уже для самого Народа ставшую почти чушью, но ее по-прежнему заучивали, передавая от поколения к поколению, как мой отец передал ее мне. Я выкрикнула древние слова, а затем вспомнила песню с названиями лесных птиц; Ворон был игрой Народа задолго до того, как ее узнал остальной мир. Я повторяла их снова и снова, возвращая из своего детства бессмысленные слова и каденции, которые почему-то не давали этому кошмару под названием Ледышка овладеть мною снова.

Я могла чувствовать его гнев и - слабее - его замешательство. Для него я была просто ребенком, который заткнул уши и горланит дерзкую песню, чтобы заглушить отцовские упреки. Это было все, что я могла сделать, но, как скажет вам любой трехлетка, подобную тактику трудно победить.

Темнота вокруг меня отступила, и ужасающий образ Ледышки заколыхался, будто дым на ветру. Я ощутила жжение в запястьях и холод в ступнях и удвоила усилия, осознав, что по-прежнему владею своим телом:

- Ливак! Ливак! - Хриплый голос Райшеда раздался в моих ушах, и проклятия Ледышки эхом прокатились в моей голове в последнем взрыве ярости.

Тьма перед глазами рассеялась, и я увидела измученное болью лицо тормалинца, нос к носу с моим. Я задохнулась от боли - он как тисками сжимал мои запястья.

- Это ты?

- Мои глаза - мои?

Райшед посмотрел в глубь меня, и спустя долгую напряженную минуту подозрение ушло с его лица.

- Это был он?

- Если он будет искать тебя, читай огненное заклинание, старые баллады, древние молитвы, старинную литургию - все что вспомнишь. В этих словах есть сила, не знаю почему.

Холодный ветер пробирал меня, а я была вся насквозь мокрая от пота и дрожала, как изнуренный зверь, бежавший изо всех сил. Колени подломились, и я рухнула на скамью, тошнотворно-сладкий запах крови поднимался со всех сторон, когда лодчонку швыряли туда-сюда равнодушные волны.

- Раш, я должна была, ты понимаешь? Это был не он, это был тот ублюдок. Раш, это был единственный выход...

Я подняла голову. Райшед не смотрел на меня. Беспредельное отчаяние, какое бывает только у человека на виселице, заполнило его глаза. Ничего не понимая, я обернулась и, когда высокая зеленая волна подняла нас, увидела лес мачт, выходивших из бледных восточных небес. Ветер раздувал паруса, и длинные вымпелы с эмблемой Ледышки тянулись к нам, облизываясь, как жадные языки.

- Тримон, спаси нас! - выдохнул Шив, взывая к богу путешественников, и сжал пальцами борт, так что побелели костяшки.

Я даже воспряла духом, когда нос лодки повернулся и мы заскользили через пенящийся гребень волны, затем еще одной и еще.

- О Перид, - тихо промолвил маг, в полном изнеможении роняя голову на грудь.

Я бросилась вперед, чтобы не дать ему выпасть из лодки, но, хотя я схватила его, снова двинуться уже не посмела, боясь, что опрокину лодку. Она теперь встала боком к катящимся волнам и сильно качалась, угрожая всех вывалить. Тело Айтена поворачивалось в воде, неуклонно собирающейся вокруг наших ног; мы начинали тонуть, когда заклинание Шива утрачивало силу и тускнело.

- Всех нас они не получат!

С внезапной яростью Райшед наклонился, взвалил на плечо бедный труп последняя кровь друга испачкала спину - и бросил его в океанский простор.

- Прими тебя, Дастеннин, Айт, и доброго тебе пути. Следуй за его гончими в Иной мир, куда твои деяния дошли раньше тебя. Мы сохраним о тебе светлую память, пока сами не присоединимся к тебе.

Он задохнулся на словах прощания, и я протянула свободную руку. Райшед схватил ее, и мы держали друг друга без слов, без сил, без надежды.

Мы оба вздрогнули, когда наш пленник вдруг исчез, унесенный каким-то эфирным заклинанием, но, честно говоря, мне было уже все равно. Я крепче вцепилась в Шива - лодка встала на дыбы и завертелась от волн, взбиваемых ветрами вокруг нас - и наконец подумала, не лучше ли просто отдаться алчным волнам, хотя бы назло Ледышке. Я содрогнулась - это будет ужасная смерть.

Мачты приблизились, и стали видны длинные темные корпуса трех эльетиммских кораблей. Наша лодка снова вздыбилась, но уже не от волн. Последовал еще один толчок, и я увидела гибкую фигуру, скользящую у борта.

- Дельфины! - Райшед посмотрел на меня с удивлением.

Заостренные плавники прорезали пену и начали толкать нашу посудину к западу Лоснящаяся голова высунулась из воды возле Шива и кивнула ему, устремляясь ближе, словно желала его коснуться. Я испугалась, что животное всех нас потопит, и протянула вялую руку мага к ищущему носу.

- Кто ты такая, во имя Сэдрина? - Звучный голос заполнил воздух вокруг меня, когда дельфин коснулся ладони Шива.

Я дико огляделась и по изумленному лицу Райшеда поняла, что он тоже это слышал.