Тем временем у меня появилась целая череда любопытных и тревожных физических недомоганий. Вскоре после возвращения из северной Африки я сидел за письменным столом, мне нужно было сделать несколько телефонных звонков. Когда мне ответил первый абонент, я с изумлением обнаружил, что без каких-либопредварительных симптомов я вдруг потерял голос, не мог даже шептать. На следующий день я был уже совсем болен, болела голова, меня тошнило, и были нелады с пищеварением. Я стал принимать антибиотики, но, когда после пяти дней ледермицин не дал никакого эффекта, я послал за доктором. Пока он осматривал меня, я заметил, что он особо внимательно прослушивал моё левое лёгкое, а по окончании осмотра сказал:

- Не сомневаюсь, смена антибиотика вскоре прояснит общее состояние, но в основании левого лёгкого у вас хрипы, и мне кажется, что у вас начальная стадия пневмонии. Мне бы хотелось, чтобы вы как можно скорее сделали себе рентген.

Я ответил:

- Думаю, что я классический пример для рака лёгких, у меня подходящий возраст, и выкуриваю я восемьдесят сигарет в день.

Он сказал:

- Я хотел бы связаться с грудной клиникой по телефону прямо сейчас.

Он так и сделал, но договориться удалось только на пятницу, и только в следующий вторник ему сообщат результат. Я спросил его, что может выясниться худшего в результате рентгена, и он ответил:

- Ну, то, что вы сейчас сами назвали.

Когда я стал настаивать, как велика вероятность, что это так, он не стал говорить ничего определённого, а когда я спросил, скажет ли он мне всю правду, когда получит результаты рентгена, он ответил:

- Да, вы из тех пациентов, с которыми такой путь будет наиболее правильным.

От среды до пятницы время тянулось очень медленно, и за эти два дня я совсем утвердился в мысли, что результат будет положительным. Как я говорил врачу, я представляю собой просто классический случай, а теперь, думая об этом, я понял, что у меня много таких симптомов прямо по учебнику. Миллионы людей до меня бывали в таком неопределённом состоянии и гораздо дольше меня, но я никогда не встречал его субъективного описания, так что, пожалуй, стоит отметить свою собственную реакцию. Во-первых, мне казалось невозможным встречаться или разговаривать с кем-либо, кто не болел раком. Это был как бы частный, замкнутый мир, который сбивает с толку и пугает тех, кто не принадлежит к нему. Нескольким окружающим, к которым это могло иметь отношение, я просто сообщил факты, но обсуждать их с ними я был не в состоянии. Из-за чувства отстранённости от всего мира я отложил все встречи до следующей среды, когда мне уже будут известны подробности диагноза и прогнозы. Совершенно неожиданно наступила полная отстранённость, которая вполне могла оказаться временной. Меня уже меньше беспокоило, что у меня рак (а я уже убедил себя в этом вне всякого сомнения), аволновала перемена планов и программ, которую придется проделать. Как будет управляться Камусфеарна до переезда выдр вУобурн, кто их будет туда перевозить, общее состояние моих дел? Страх и отчаяние, вероятно, придут позже, но в течениеэтих двух суток у меня не было ни того, ни другого.

В пятницу в половине второго пополудни я явился в грудную клинику, после того, как мне сделали рентген, и я уж собрался уходить, рентгенолог сказал:

- Вообще-то вам нужно было бы ждать результатов до следующей недели, и тогда вы их получите у своего врача. Но тогда вы будете в неведении ещё четыре дня, так что если подождёте, то мы сможем вам сказать кое-что уже сегодня. Конечно, если хотите.

Я ответил, что, естественно, подожду, и весьма за это благодарен, что было ещё мягко сказано. Я сидел в приёмной и читал старые номера журнала "Панч". В большинстве у них были политические шутки, смысл которых я не совсем понимал, так как за время полугодового пребывания в Северной Африке не следил за событиями внутри страны. Там была табличка: "Не курить", а мне вдруг очень захотелось. Я стал убеждать себя в том, что если у меня рак лёгких, то одна сигарета погоды не сделает, а если его нет, то тем более. Но пройти к двери на улицу могло значить, что я упущу известие, когда оно появится, так что я остался сидеть. Размышляя над своим положением, я пришёл к выводу, что только в случае отрицательного результата мне здесь что-нибудь скажут; если же результат положительный, думалось мне, они как-нибудь устроят так, чтобы мне сообщил об этом мой врач. В таком случае, отсутствие известия будет плохой новостью. Через полчаса ничего не произошло. В комнате было ещё трое пациентов. Глядя на них, я попробовал определить по их состоянию, так же ли они ждут исключительно важных для себя вестей, но по лицам ничего не смог выяснить. Хотелось надеяться, что у меня такая же бесстрастная физиономия.

Три четверти часа спустя или около того вошла сестра и вопросительно осмотрелась.

- Г-н Максвелл?

Я встал, и она поманила меня за собой в коридор.

- Доктор велел сказать, что рентгенограмма у вас совершенно удовлетворительная.

В этом высказывании прозвучало дельфийское свойство, а я отчаянно стремился к определённости.

- Он, что, сказал, - осторожно произнёс я, изо всех сил стараясь не выдать своего волнения, - качество снимка удовлетворительное, или же моё состояние удовлетворительно?

Она просияла под тяжёлыми роговыми очками.

- Он сказал, что не видит и следов какой-либо патологии. Другими словами, у вас всё в порядке.

Я еле удержался, чтобы не обнять её или не крутнуться на одной ножке тут же на месте. Я поблагодарил её и вышел на улицу, где сияло летнее солнце, улицы были полны народу, в чью гущу я внезапно снова вернулся.

Вслед за отменой смертного приговора почти тут же возникла другая напасть. Хоть я ничего и не подозревал, но из Северной Африки я приехал нездоровым.

Я привёз с собой чрезвычайно редкую болезнь, которой раньше не отмечали в Марокко, где я провёл это время. Тем самым мне отплатилось, и с лихвой, за открытие там колонии розовых цапель, о которых в Северной Африке не было ничего известно с тех пор, как они исчезли из Алжира много лет тому назад. Это важное в орнитологии событие произошло как раз в разгар ближневосточной войны. Арабские газеты почти ничего не писали о других событиях в то время, и моя находка была опубликована полностью вместе с рисунком птицы на первой странице местной газеты. Ведь от англичанина во время всемирного кризиса ничего другого и не ждали. Письмо к губернатору провинции с просьбой немедленно организовать защиту редкой птицы было отправлено за подписью более полудюжины влиятельных граждан.