- Но, возразил я, в сложившихся условиях я сам незаменим, и поэтому подготовил себе помощника.

- В таком случае, надо немедленно предпринять меры, чтобы все ваши знания были изложены на бумаге. Я сообщу в штаб, чтобы нам дали машинистку и двух стажеров.

Я конечно, понимаю, что это вам будет дополнительная нагрузка, но у меня нет другого выхода.

К сожалению, я не сделал выводов из этого урока, который столько лет спустя вдруг снова повторился и положил закономерный конец всем моим планам и проектам.

Это значило, что нужно будет найти пристанище для выдр в зоопарке и закрыть всё это хозяйство, ибо оно не сможет дальше функционировать без краеугольного камня.

Осознав все эти факты я посчитал, что такая задача хоть и трудна, но все же решаема. Я наивно полагал, что все-таки можно будет найти подходящие места для всех животных и что после трудных восемнадцати лет я смогу оторвать свои интересы и чаяния от Камусфеарны и перенести их куда-либо еще, возможно на остров с маяком Кайлиакин, начать там новую жизнь и заняться гагами в качестве временного занятия. Пыл мой в значительной степени остыл, когда я окончательно понял, что эпоха Камусфеарны закончилась.

Мне ещё нужно было кое-что исследовать для того, чтобы закончить книгу "Владыки Атласа", и в феврале 1966 года я отправился из Шотландии в Северную Африку. Два работника под номинальным руководством Джимми Уатта должны были подготовить остров Кайлиакин для эксперимента с гагами: соорудить бассейны с пресной водой, забетонировать кое-где побережье, соорудить ящики для гнёзд по исландскому образцу, наставить флагштоки и развесить мишуру. Оба работника уволились ещё до моего приезда, так и не закончив работу, так что эксперимент с гагами так и не состоялся. Очарование, некогда окутывавшее мир Камусфеарны, уже давно стало улетучиваться. Оставался лишьголый и безобразный остов допущенных ошибок.

* * *

Когда в феврале 1966 года я уезжал из Камусфеарны, там были, как я уже упоминал раньше, три работника: Джимми и два временных помощника, работавших на Кайлиакине. Пока я находился в Марокко, к ним в Камусфеарне присоединилась одна молодая дама, которая прежде печатала на машинке мои рукописи, а теперь искала в Шотландии убежища от своих личных проблем. Она появилась там весной 1966 года, пока я был за границей, с ней была семилетняя дочка и невообразимое количество разношерстной живности (ослы, пони, миниатюрные пудели и большие датские собаки, кошки и гуси, прелюбопытная и очаровательная порода собак, появившихся в результате спаривания старой английской овчарки и стройной, шелковистой, робкой шотландской овчарки). Беспорядочные связи всей этой компании привели к резкому увеличению поголовья обитателей. Одно время там было, не говоря уж о других видах, двадцать шесть собак. Камусфеарна превратилась в животноводческую ферму, где четвероногие правили при жесткой и разрушительной диктатуре. Дом перешел в новую и гораздо более зримую фазу упадка.

Вначале я узнал об этом из вторых рук, ибо вернувшись в Англию в мае, я никак не мог сразу же вернуться домой и воспринять всё, что с этим было связано. Я остался в Лондоне и бесплодно со все меньшим энтузиазмом предпринимал попытки заложить маяки. В конце концов я отказался от этой мысли и выставил их на продажу в качестве меблированных домов. Казалось, удача совсем отвернулась от меня: каждый новый день приносил вести о задержках, катастрофах, смерти. В течение двух суток, помнится, я узнал о смерти моей пиринейской горной собаки в Камусфеарне и гибели белого берберского жеребца, которого я купил в Марокко.

Собака погибла потому, что осталась на улице на всю ночь на поводке. Ночь была ненастная, и пытаясь укрыться от непогоды, собака удавилась, когда попыталась перебраться через проволочный забор. Великолепный белый жеребец, который умел танцевать и гарцевать на задних ногах по команде, который любил людей самих по себе, погиб от халатности и плохого обращения в одном из постоялых дворов в Марракеше, хоть и был на попечении одного араба, которому я безотчетно доверял.

Он погиб, пожалуй, самой страшной смертью, какая только бывает у животных, и мне не хочется теперь вспоминать подробности события, от которого я буквально заболел. (Один английский журналист прислал мне не только подробное описание случившегося но и цветные фотографии).

Чтобы избежать финансового краха, требовалось полное, но организованное отступление, и я стал распродавать свои немногочисленные пожитки. Продал кинокамеру (купленную почти за тысячу фунтов), которой мы собирались снять серию документальных фильмов в горах и на островах, меньше чем за треть того, что за неё было заплачено. Это казалось особой приметой, первым открытым признанием конца эпохи. Единственное, что оставалось, - так это как можно приличнее закрыть Камусфеарну. Я откладывал своё возвращение в Шотландию как можно дольше, и только в августе приехал в Камусфеарну и с тяжелым сердцем занялся приготовлениями к переводу выдр в зоопарк. Джимми уехал, там не осталось никого из работников, кроме молодой дамы с дочкой и невероятного количества живности.

Ричард Фрер, закончивший переоборудование коттеджей на маяках, взялся за руководство компанией и улаживание моих личных дел после отъезда Джимми. Он сказал, что ему нравятся рискованные предприятия, а более отчаянного ему вряд ли уж найти. Он отчетливо представлял себе ту роль, что ему придется сыграть:

командира арьергарда в битве с несостоятельностью до тех пор, пока не найдутся покупатели на острова Орнсэй и Кайлиакин. Он взялся за эту задачу с таким же энтузиазмом, с каким стал бы штурмовать до тех пор считавшийся неприступным утес, при этом у него не было никаких иллюзий в отношении предстоящих трудностей.

Камусфеарна к тому времени сильно изменилась и выглядела очень печально. У меня остался в памяти один солнечный день в конце сентября 1966 года, что я провел на "Полярной звезде", которую уже решил перевести на следующий год на озеро Лох-Несс для обслуживания туристов. До этого целую неделю были такие штормы и ураганы, каких за годы пребывания в Камусфеарне я и не упомню. Все, что могло улететь по ветру, улетучилось, а я больше всего боялся за деревянную ограду у выдр, ибо тогда ураган освободил бы выдр, которые оказались бы среди огромного количества кишащей недисциплинированной живности, которая нашла временное прибежище в Камусфеарне. Ограда, однако, выстояла, а когда шторм поутих, она развалилась, как это часто бывает, под голубыми и безоблачными, безмятежными небесами. Алан Макдиармид вернулся к нам на пару недель, ибо я был единственным мужчиной в Камусфеарне, а нам надо было сделать кое-что на маяке Кайлиакина и в Кайл-оф-Лохалше.