Изменить стиль страницы

– Но ведь ты – моя фрейлина и должна выполнять свой долг, – заскулила Беренгария.

– Он мой муж, и супружеский долг для меня превыше всего.

– Но ведь он жестоко обошелся с тобой.

– Жестоко? Саймон?

– Да, – многозначительно ответила Беренгария.

– Саймон? – повторила Элинор в недоумении и вдруг поняла, что королева имела в виду залитые кровью простыни, которые все видели на следующее утро после их первой брачной ночи. В ту ночь рана в паху Саймона вновь открылась, и крови было больше, чем следовало бы.– Но ведь это было давно, и получилось случайно, – запинаясь, пробормотала Элинор.

Беренгария по-своему истолковала причину замешательства Элинор. Она смягчилась.

– Оставайся со мной, – настойчиво повторила она.– Он не сможет силой забрать тебя у меня. У него будут твои владения, а мы будем жить вместе: ты, я и Джоанна. Мы будем музицировать, петь и читать.

Элинор так и подмывало сказать Беренгарии правду в надежде, что хоть это отвлечет ее от печальных мыслей, но она передумала. Неудачный опыт замужества сделал Беренгарию озлобленной. Обычно она была доброй, но иногда опасные вспышки злобы проявлялись в ее действиях. И, вместо того, чтобы сказать правду, Элинор ответила:

– Простите меня, мадам. Вы и я – разные люди. Я замешана из муки более грубого помола, и меня не устроит такая жизнь, которая подходит Вам: с музыкой и пением. Мне нужно ездить верхом и охотиться, следить за постройкой кораблей и советовать моим вилланам, что сеять.

– Я найду тебе работу, – заметила Беренгария. Элинор вздохнула. Видит Бог, она не хотела говорить ей открытым текстом, но она поняла – что бы она ни сказала, у Беренгарии на все найдется готовый ответ.

– Вы неправильно меня поняли. Скажу открыто: у меня такое же сильное желание, как у Саймона, спать с ним. Он доставляет мне такое же удовольствие, как и я ему, и так часто, как мне этого хочется.

– Да, ты действительно не такая, как я думала, – презрительно произнесла Беренгария.– Но ведь это Божье проклятие над женщинами за первородный грех Евы, и необходимо только для продолжения рода, а не для получения удовольствия!

После этого разговора Элинор испытывала чувство, вины за то, что огорчила Беренгарию, но оно сменилось облегчением, когда они достигли Рима. Там Беренгария вызвала Саймона и объявила ему, что больше не нуждается в его услугах. У Джоанны в Италии много друзей, и они без труда смогут нанять людей для охраны. Саймон сомневался, имеет ли он право оставить службу, но Беренгария ответила, что намерена остаться в Риме на некоторое время, многозначительно добавив, что у нее есть важное дело к папе. Саймон ничего не ответил на это, но про себя подумал, что вряд ли этот визит принесет ей удовлетворение. По крайней мере, он был уверен, что Ричарду наплевать на это. Саймон предусмотрительно получил письменное освобождение от службы, подписанное Беренгарией и Джоанной, и разыскал двух кардиналов, которые собирались вскоре отправиться в Нормандию. Заручившись обещанием Беренгарии, что она не будет пренебрегать их помощью, Саймон со спокойной совестью передал свои обязанности кардиналам.

Тоска по родине подгоняла Саймона, Элинор и их людей. Они смогли пересечь Альпы до снегопадов и, наконец, в середине декабря успешно приплыли домой, в гавань Роузлинд. Элинор так расчувствовалась, что упала на колени и целовала грязную уличную жижу, обнимала крестьян, которые прибежали встретить их и выражали бурную радость по поводу их прибытия. Сэр Андрэ честно и исправно нес свою службу, но в отсутствие Элинор он запретил всякие торжества. Теперь же все знали, что будет большой праздник, где можно будет досыта поесть мяса и хлеба, выпить пива и вина, можно будет веселиться на улицах и даже в замке.

И праздник, конечно, состоялся. Не могла же Элинор разочаровывать своих людей только потому, что ей самой это было не нужно. Саймона не будет на празднике. Они договорились между собой, что не будут объявлять о своей женитьбе, пока Саймон не сообщит об этом королеве. Он взял брачный контракт, подписанный королем в качестве свидетеля, и отправился в Лондон на следующий день после их приезда в Роузлинд.

Элинор скучала без него, но, слава Богу, у нее хватало забот. Сэр Андрэ не мог постоянно находиться при ней, так как у него были свои обязанности на посту заместителя шерифа. А у Элинор накопилось много дел: рассмотрение споров о земле и прочие мелкие разбирательства. Элинор занялась всем этим и проводила часы за слушанием скорбных историй о плохом урожае и потерянных рыбацких лодках, пытаясь разобраться, кому действительно не повезло, а кто нес наглую ложь. К тому же оказалось, что в ее отсутствие прядильщицы, ткачихи и вышивальщицы работали не в полную силу, их нужно было проучить, и Элинор дала им разгон.

С утра до вечера Элинор сновала по лестнице вверх-вниз, ездила верхом, выслушивала жалобы, вершила правосудие, хвалила, наказывала и распекала. За всю свою жизнь она никогда еще не была так счастлива. Она получала огромное наслаждение от того, что занимается чем-то полезным, и не чувствовала усталости. Ни одна проблема не казалась ей слишком серьезной, а груз забот слишком непосильным. Любое дело, которое могло ее озадачить или огорчить, можно будет решить, когда вернется Саймон. Те мысли, от которых она не могла уснуть в ночь накануне свадьбы, сейчас совсем не волновали ее – Саймон разделил с ней ответственность в управлении имением. Для его широких плеч и умной головы любой груз будет легким.

Предполагалось, что Саймон вернется к рождеству, но вместо этого Элинор получила письмо. Он писал, что когда он приехал в Лондон, то выяснил, что за день до этого королева внезапно решила отправиться в поездку по стране. И он отправился за ней следом, чтобы как можно быстрее встретиться с ней.

«Но, моя любовь, ты ведь знаешь, как она непредсказуема. В Лондоне мне сказали, что она намеревалась поехать в Оксфорд, но когда я отправился по дороге, ведущей туда, оказалось, что она отправилась в другом направлении. Я вернулся обратно и выяснил, что она поехала по дороге, ведущей в Кентербери. В результате я потерял два дня. Только одному Господу известно, когда я найду ее и вернусь, наконец, в твои объятия!»

Ничего нельзя было поделать. Элинор не винила Саймона. За королевой трудно было угнаться, даже если было известно, куда она направляется. Находясь в поездке по стране, она меняла планы каждый день и даже в пути. Элинор отложила в сторону двенадцать подарков, которые приготовила для Саймона. Она вздохнула: ведь она даже не знает, куда их послать. Конечно, это огорчало ее, но впереди было еще двенадцать дней! Через неделю она получила еще одно письмо от Саймона, которое было более ободряющим. Саймон встретился с королевой, но пока не мог отправляться домой.

«Ее не обрадовали мои новости, – писал Саймон.– Хорошо, что на брачном контракте стоит подпись короля и его печать. Боюсь, она не одобряет наш брак. Как я и опасался, политика, которую проводил Лонгкемп, сделала людей недоверчивыми, и сейчас не так-то легко собрать деньги, которые требуются королю. И она, конечно, с тяжелым сердцем вынуждена отказаться от тех доходов, которые текли в королевскую казну из твоих владений. Я жду благоприятного случая, чтобы встретиться с ней и смягчить впечатление. Она любит меня и о тебе вспоминает с любовью. Я предложу ей выкуп за то, что мы поженились без ее разрешения. Конечно, в этом нет такой уж необходимости, но я думаю, это стоит того, чтобы заручиться ее расположением, а благодаря моим богатым трофеям я могу позволить себе заплатить ей».

«Любимая, я так хочу тебя. Я, словно мальчик, который, мучаясь своей наступающей зрелостью, спит с подушкой между ног. Я хочу подарить тебе то, что приносит нам обоим наслаждение, но пока я могу только послать тебе несколько скромных подарков в знак моей любви».

Письмо сопровождал маленький сундучок. В нем были аккуратно сложены подарки на все двенадцать дней: от красивого платка на первый день до россыпи золота, жемчуга и самоцветов, рубинов на этот раз, – на двенадцатый день. Элинор потрогала их и отложила. Ее мысли были заняты другим письмом, которое она получила сегодня. Она бы без сожаления рассталась со всеми этими драгоценностями за полчаса разговора с Саймоном или за то, чтобы узнать, куда отправить ему письмо, и спросить его совета. Священник из Кингслера писал ей, что смотритель замка умер. Элинор сожалела об этом, потому что он был надежным слугой, да и еще не старым, но болезни косили многих, даже молодых и полных сил. Ее беспокоила его жена, леди Гризель, которая осталась одна с тремя детьми, двумя маленькими сыновьями и дочкой. Другой бы на месте Элинор, не задумываясь, отправил бы ее из Кингслера, надеясь на родственников, которые могут приютить бедную женщину. Но в Элинор было воспитано более требовательное чувство ответственности. Более того, письмо было пронизано такой мольбой о помощи и сострадании, что оно тронуло ее сердце. Она была еще слишком молодой женой и слишком любила своего мужа, чтобы проигнорировать беду другой женщины, потерявшей мужа.