Гораздо важнее для нашей семьи было то, что принц Дэвид, младший брат Александра, стал правителем Комберленда. Папа ездил на церемонию введения его в должность и засвидетельствовал ему свое почтение, а вернувшись, очень хвалил принца. Я не помню этого. Мне было всего шесть лет, когда король Александр умер и Дэвид стал королем Шотландии. Король Генрих настоял, чтобы Дэвид, всходя на престол, отказался от прав на Камберленд. Я знаю это потому, что папа постоянно сокрушался о потере Дэвида как правителя. Я никогда не понимала, почему это его так огорчает, но намекали, что Дэвид благоволил шотландским парням, тогда как английский правитель мог иметь пропет них предубеждение.

В течение многих лет я думала, что это просто смешно. Я из Улля, не шотландка, не нормандка и не англичанка, но чувствую себя превосходно. И я не понимаю, почему отец, который всегда жил в Улле, за исключением нескольких лет в самом начале своей жизни, не чувствовал себя так же. Более того, после смерти матери я отвечала за подсчет налогов, поступавших от наших арендаторов из более мелких поместий, которые папа купил или основал на ничейных землях возле нас, и налогов, которые мы отсылали нашему правителю или королю. Поскольку нет большой разницы в том, из какого источника идут налоги, я не верю, чтобы с нами обходились хуже, чем с другими владельцами графства.

Позднее я поняла, что грамоты на малые поместья, которые папа основал в Визе, Райделе и Эфинге, где он поселил своего старого друга сэра Джеральда, были написаны и скреплены печатью принцем Дэвидом. И даже тогда я не увидела реальной причины для папиного неудовольствия. За эти новые поместья мы платили налоги, которые приносили прибыль правителю, кто бы он ни был. Хотя я вела расчеты, папа не допускал, что женщина способна понимать сложности политики, и никогда не обсуждал эти дела со мной. Поэтому я решила, что он просто опасается, как бы новый правитель по своей злобе не перестал уважать его права. Я не понимала, что было более прибыльным пожаловать поместье новому человеку, чем собирать мирно выплаченные налоги.

Эти поместья, которые основал папа, держали нас в бедности. Если бы он не отправлял туда людей и стада из Улля, мы могли бы создать новые деревни к Улле, расширить рыболовный флот и продавать наши продукты, в частности озерную рыбу, на которую был большой спрос. Иногда я сетовала, на утечку нашего достатка, особенно когда он был небольшой и приходилось отказываться от какой-нибудь безделушки, или нескольких метров красивой материи, или золотой ленты. Но вскоре я поняла, почему папа был так заинтересован в этих поместьях. Он любил своих сыновей и не хотел отсылать их, чтобы они шли своей дорогой, как когда-то отослали его – без земли, на которую можно было бы вернуться. А одно из этих поместий, Виз, должно было стать моим приданым.

Все у нас было хорошо до тех пор, пока не умер король Генрих. Мы от всей души радовались рождению королевского внука в 1133 году, потому что, если бы ребенок выжил, то скорее он правил бы вместо деда, а не Матильда, которой бароны были вынуждены присягнуть. Несмотря на преклонный возраст, король выглядел сильным, земли жили в мире и, что касалось лично нас – кто будет править Камберлендом, – казалось, было решено. Чтобы не наносить обиды королю Дэвиду, который претендовал на Камберленд для своего старшего сына, или Ранульфу, графу Честерскому, который претендовал на него, так как его отец когда-то правил там, король Генрих сохранил над Камберлендом контроль как. над владением. Короны. А поскольку никто не может отчуждать земли Короны, за исключением самого короля, папа надеялся, что новые владения станут «старыми» и нашими в силу обычая, так же как и в силу закона, прежде, чем могут возникнуть вопросы в отношении их. В 1134 году у Матильды родился второй сын, Джеффри, обеспечив, как мы думали, преемственность.

Папа, беспокойный и ворчливый со времени присяги Матильде, перестал твердить об ужасах, возможных при правлении женщин – о каких, я не спрашивала, хотя он жестоко испытывал мое терпение. Мне часто хотелось порекомендовать ему один из его собственных любимых афоризмов: «Ничего не отбрасывай, тщательно не рассмотрев, внутри может оказаться зерно.» Но я встречала Матильду, когда она прибывала на Север с отцом – не в Улль, конечно, но однажды в Карлайл и еще в Ричмонд, – и, к сожалению, я думаю, что папа был прав, если не учитывать, что он имел в виду всех женщин. Кроме того, недавно я заметила, что иначе, как шутя на незначительные темы, управлять мужчинами невозможно, поэтому я держу язык за зубами.

Так, благополучно начался для нас 1135 год, который усилил надежды на счастье, поскольку Магнус женился на Винифриде – они вполне подходили друг другу и женились по взаимному желанию – и в первый же месяц она забеременела. Чтобы обеспечить ей комфорт и безопасность, папа предложил юной паре пожить пока с нами в Улле, а не в Райделе, который должен был в конце концов стать их усадьбой, и построил для них маленький домик внутри крепости. Винифрида была счастлива. Хотя она отличалась простодушием и мое отношение к ней не могло быть похожим на чувство, которое я испытывала к Милдред, мы вместе жили мирно.

Урожай в том году был хороший и рыба водилась в изобилии. Священники всегда бормочут о знаках и пред­знаменованиях, но я думаю, что они все лгуны. Ни летом, ни осенью 1135 года не было никаких предвестий того, что длительный мир, в котором Англия наслаждалась и богатела, будет разрушен.

ГЛАВА 3

Бруно

Я прожил в Алнике десять с лишним лет, прежде чем получил ответ на вопрос, который задавал сам себе, когда ездил вместе с сэром Юстасом посмотреть, как Стефан Блуазский и Роберт Глостерский приносили присягу верно­сти Матильде. Тогда я спрашивал себя: кто первым из них предаст ее? Не знаю, вспоминал ли я об этом теперь, когда известия о смерти короля Генриха и короновании Стефана достигли Алника. Однако я не был удивлен, когда сэр Юстас, по-видимому уже забыв о клятве, данной им Ма­тильде, с радостью приветствовал эту новость и принес присягу новому королю. Я был удивлен, услышав, что король Дэвид шотландский решил сдержать свою клятву Матильде и привел в земли Нортумбрии армию, требуя, чтобы каждая крепость сдалась ему во имя Матильды. Просто то время я не был осведомлен, что король Дэвид, подстре­каемый женой, имел большие претензии на владение Нор­тумберлендом. Поскольку зима была уже в разгаре, весь урожай лежал в закромах и начали мало-помалу забивать скот, так что крепость имела полный запас провизии на случай осады. К этому времени я был главным бригадиром войска в Алнике и распорядился на полной скорости готовиться к отражению атак и к противостоянию осаде. Были проверены все военные. машины на стенах, собраны и аккуратно уложены камни для метания из пращей огромные стрелы для баллист. Оружейники мастерили стрелы для луков и арбалетов; кузнецы ковали дополнительное оружие и ремонтировали доспехи; а крепостные готовили длинные рогатины для отбрасывания штурмовых лестниц, носили песок и масло, предназначенные для выливания в разогретом виде, на головы наших противников и сваливали кучами шкуры там, где они могли бы пригодиться для защиты от огня. Когда подступили скотты, мы уже успели закончить все приготовления, но усилия оказались напрасными. Сэр Юстас уже продумал условия своей капитуляции. Он намеревался признать короля Дэвида как сюзерена Нортумбрии и повторить свою присягу Матильде, если будут подтверждены его права на владение Алником. Я едва поверил своим ушам, когда он приказал мне сообщить эти условия предводителю скоттов.

– Почему вы собираетесь капитулировать? – протестовал я. – Там снаружи не больше пяти-шести сотен человек. Вероятно, нам удастся их прогнать. Но даже если и не удастся, то у скоттов нет никаких условий для длительной осады.. Мы можем просто пересидеть их.

– Глупец! – вскричал он. – Неужели ты думаешь, что это вся их армия? Норэм был взят…

– Здесь вся армия! – оборвал его я. – И уж разумеется, этой армии недостаточно, чтобы заставить меня поменять свое мнение о том, кому лучше управлять Англией.