Потому что...

Потому что Ричард Хед помедлил, переминаясь с ноги на ногу, а потом забормотал:

- Но это подарок отца.

Первым засмеялся Сэм Кинг. За ним мистер Барвик. Затем его преподобие мистер Джоунз, мужчина нервный, который смеется ослиным смехом, да и то нечасто. Смех распространялся, как пожар в сухом лесу. Напряжение тяжелой сцены таяло, как струйки тумана с заиндевелых палуб под лучами восходящего солнца.

Я не засмеялся. Я даже не улыбнулся.

- За борт, мистер Хед. Либо вы, либо нож вашего отца. Мне все равно.

Ричард Хед закрыл глаза. Я заметил, как на его грязной шее дергается нерв. Его дружки замерли.

И тут с гримасой трусливого повиновения негодяй размахнулся и швырнул нож за борт. Он дугой сверкнул в солнечных лучах и упал в воду. Тишина стояла такая, что я услышал едва различимый всплеск.

- Благодарю вас, - сказал я.

Несколько матросов захлопали в ладоши и затопали ногами. Совершенно опозоренный Хед низко опустил голову и отвернулся. Но самое главное было еще впереди.

Наш корабельный кок Симон Тавернер, толстый коротышка с хитрыми глазками, первый заговорил об этом. Он неуклюже вышел вперед.

- Адмирал, - сказал он, - вы забыли одну вещь.

- Попридержи язык, - рявкнул капитан Кинг, к которому вернулась уверенность.

Сдерживая Сэма, я положил ему на плечо руку:

- Давайте послушаем новости камбуза. Нам еще потребуются соленая говядина и свинина мистера Тавернера. А также сушеный горох и бобы, не говоря уже о заплесневелых галетах. У нас впереди еще тысяча восемьсот миль океана. Преодолеем мы их или нет, во многом зависит от сытости наших желудков.

Кок откашлялся.

- Сэр Уолтер, я за вас. Не бунтовщик. Никогда им не был. Но если я вернусь в Англию, меня ждет виселица.

- Это почему же? - спросил я.

- Убийство, сэр.

- Тогда все справедливо, мистер Тавернер.

Тавернер сплюнул.

- Я убил хозяина харчевни, только и всего.

- Тухлым супом?

- Нет, сэр. Он отказался выдать мое жалованье. Началась драка. Я не хотел убивать этого старого мозгляка. Просто ударил его черпаком. Откуда мне было знать, что у него слабое сердце?

Я покачал головой:

- Печальный случай, мистер Тавернер. И хотя я теперь вижу, почему вы согласились плыть с нами, могу только указать вам на вашу недальновидность. Следовало знать, что в конце концов мы вернемся. Будем считать, что вы просто отложили свое свидание с виселицей на более поздний срок.

Тавернер продолжал гнуть свое. Взгляд его выражал искреннее отчаяние.

- Я надеялся на помилование, сэр. Инея один. Клянусь богом. Нас много таких, которые подписали договор, потому что вы обещали королю, что привезете золото, а если будет золото, то король, думали мы, будет доволен и простит нам прошлые прегрешения. А теперь вы везете нас в Англию, а у нас нет и позолоченной пуговицы, чтобы купить королевское помилование. Честно скажу, адмирал, если бы мы сделали стоянку на Ньюфаундленде, я бы не пошел в пираты. Но я бы убежал, сэр, клянусь богом, убежал.

- Дезертирство, - прорычал Сэм Кинг. - Он хвастается тем, что стал бы дезертиром.

Я поднял руку. Искренность Тавернера тронула меня. Как бы я ни презирал его аргументы, они все же вызывали во мне достаточно сочувствия, чтобы послушать и других.

- Кого еще ждет виселица по возвращении в Англию? - спросил я.

Более дюжины матросов вышли вперед, потупив взор и неловко шаркая ногами. Я выслушал каждого. По большей части их преступления были незначительными. Я не склонен прощать никакие преступления, Кэрью. Но беру на себя смелость усомниться в разумности той суровости, которой отмечены некоторые английские законы. Следует ли лишать жизни того, кто стянул пять шиллингов? Украл трех коров? Сжег стог соседского сена? По мнению многих сильных мира сего - следует, поскольку, дескать, закон есть закон и его нарушение оставляет дыру в ткани общества. А я скажу, что общество, требующее смертной казни для столь мелких мух, есть просто-напросто паучья сеть. Наказывать их стоит, но не смертью же. И недаром вельможные пауки ходят по ней совершенно спокойно, хотя виновны в гораздо более серьезных прегрешениях. Я собственными глазами видел, как власть имущие ради личной выгоды делали с законом все, что хотели.

- Послушайте, - сказал я. - Я предлагаю вернуться в Англию тем же путем, каким мы плыли сюда. Нашей первой стоянкой будет Кинсейл в Ирландии. Те из вас, у кого есть причины ожидать виселицы, будут по прибытии туда свободны. Понятно? Я требую от вас верности только до Ирландии. Вы согласны?

Они согласились. Думаю, с благодарностью.

И плавание продолжается. Под тусклым небом, в крутом бейдевинде, корабль зарос грязью, вода в бочках быстро протухает. Хлеб заплесневел и зачерствел. Кости мои скрипят от холода. Меня покинули последние надежды. Оставив за собой Ньюфаундленд, мы изготовились переплыть Атлантику. Команда выполняет работу словно в забытьи. Я обещал сохранить их головы, но кто поможет мне сохранить свою? Мы плывем на восток, луна из-за облаков посмеивается над нами. С бунтом, кажется, покончено. Хед ковыряет в грязных зубах грязными ногтями. Сегодня ночью я могу спокойно размышлять только о своей смерти.

21 апреля

Туман. Вот уже два дня корабль окутан серой вязкой пеленой. Судя по всему, мы прошли около шестисот миль на восток по Атлантике.

Между моей "Судьбой" и той судьбой, что ожидает меня в конце долгого пути домой, еще по крайней мере тысяча двести миль океана. А вообще-то я рад этому мерзкому туману. Готов плыть в нем хоть вечность.

Ветер стих на шестой день после Ньюфаундленда. Гольфстрим несет нас тихо и печально вместе с водорослями, "Судьба" сейчас ничем не отличается от обычной щепки во власти течений. Туман во всем и повсюду. Вверху, внизу, впереди, за кормой, слева и справа. Обвисшие паруса, кажется, сделаны из тумана, впрочем, и серое море тоже. Такое однообразное унылое смешение стихий сродни моему настроению. Если я сейчас выйду на полуют и встану над каютой мистера Барвика, то носовую часть моего корабля я не увижу. Туман поглотил ее, избавил меня от необходимости даже думать о ней. В то же время я заметил, что туман на море увеличивает все предметы. Канаты стали толстыми как змеи, водяные капли, срывающиеся с них, кажутся мне крупными глобулами яда. Сучки и щербины под ногами на палубе вырастают до размеров головешек из потухшего костра.