Он всегда произносит мое полное имя, как будто мы с ним не близко знакомы, но во всем остальном он ведет себя совсем не так. Иногда я возвращаюсь домой окровавленная. Ничего никому не объяснишь, так что мне приходится сидеть остаток ночи в ванной одной, дожидаясь, пока перестанет идти кровь. Иногда он оставляет порезы между ног, а в другие разы - во рту. Маленькие порезы, сотни таких маленьких порезов. В ванной мне приходится пользоваться фонариком, чтобы родители, проснувшись, не увидели света тогда неприятностей не оберешься.

Бывают ночи, когда я становлюсь липкой от выделений. Он быстро размазывает на себе мою слизь и требует, чтобы я держала ее в ладонях, закрыла глаза и повторяла маленькое стихотворение, пока не вылижу ладони досуха

Все стихотворение я не помню. Выделений давно не было, когда он заставлял меня повторять эти строк:

Маленькая сучка

Сидит и горюет,

Маленькая сучка

Сил меня лишает.

(Дальше не помню, кроме последней строчки).

В зернышке, как водится,

Смерть моя находится.

Он требует, чтобы я получала удовольствие, находясь рядом с ним. Он хочет, чтобы я неустанно повторяла, какая я грязная, как от меня дурно пахнет. По его словам меня надо швырнуть в реку, чтобы отмыть.

Между тем я всегда забочусь о том, чтобы хорошо пахнуть. Не было ни разу, чтобы я не подмылась, а, ложась спать, я каждый вечер надеваю чистые трусики - на тот случай, если он заставит меня идти с собой в лес. Это предмет моих всегдашних тревог: вдруг он явится за мной, а трусики на мне несвежие. Он утверждает, что мне повезло. Другой на его месте не стал бы вообще иметь со мной дела, не говоря уже о том, чтобы трогать меня, как делает это он.

Каждый раз он появляется в окне, и я тут же замечаю его улыбающееся лицо. Вид у него такой, словно с ним непременно должно быть хорошо вдвоем. И каждый раз мне хочется позвать на помощь родителей, но я боюсь того, что может тогда произойти. Нет, я не имею права никому про него говорить. Может быть, если мы будем продолжать с ним встречаться, ему это надоест, и он оставит меня в покое. Может, если я не буду ему противиться, ему разонравится являться ко мне. Только бы не бояться. Не чувствовать этого страха...

Никогда прежде я не думала о нем так, как думаю сейчас.

От души надеюсь, что если на небе есть Бог, то он поймет, как я стремлюсь к тому, чтобы быть чистой, и если таково ниспосланное им мне испытание, я сделаю все, чтобы его вынести. Ручаюсь, что это именно испытание. Ручаюсь, что Господь хочет, чтобы я доказала свою готовность следовать Его распоряжениям. Или чтобы доказала, что не боюсь умереть и явиться перед Ним. Может, БОБ тоже знает Бога и поэтому всегда чувствует, что творится у меня внутри. Должно быть, Бог говорит ему, что ему следует со мной делать. Может, Бог хочет, чтобы я не боялась быть грязной? И тогда Он возьмет меня к себе на небо?

Как бы я этого хотела.

Л.

25 июля 1986

Дорогой Дневник!

Все это время я изо всех сил старалась не бояться. Я продолжаю встречаться с мальчиком, о котором я однажды тебе рассказала. Тогда он мне не нравился, но сейчас я склонна думать, что он именно тот, кто мне нужен. Он все больше напоминает мне того парня, чья фотография висит в "Бук-Хаус". И одевается он как тот, только вот мотоцикла у него нет. Мне уже четырнадцать, но праздновать свой день рождения я не разрешила. С мамы я взяла слово, что она ничего устраивать не станет. Накануне, когда мы беседовали за кухонным столом, я сказала, что мне сначала требуется как следует обдумать свою жизнь. Поэтому я и хочу быть в этот день одна, наедине со своими мыслями. Немного побродить и, может быть, съездить на Трое куда-нибудь, если захочется. Словом, я сделала все, чтобы не слишком ее огорчить: просто мне действительно необходимо побыть в одиночестве. Сперва мама устроила большой шум и все допытывалась, почему бы мне не провести так следующий день? Но я, в конце концов, убедила ее в том, что в голове у мет полная сумятица и я хочу во всем разобраться, чтобы прийти вечером домой, избавившись от мучающих меня вопросов. Особенно далеко я не забреду, обещала я маме, так что пусть она не беспокоится. Просто мне надо побродить одной, вот и все. А на следующий год и уж, конечно, на свое шестнадцатилетние мой день рождения мы отметим как полагается - назовем гостей и все такое.

Итак, я провела день рождения одна. Сходила туда, куда мы обычно отправляемся вдвоем с БОБом. Было светло, и все, что происходило тут по вечерам, казалось сейчас всего лишь дурным сном - до того момента, как я заметила обрывок веревки, лежавший за его любимым деревом. По спине у меня побежали мурашки, но я сумела справиться со своим страхом. Как можно внимательнее осмотрела я это место, чтобы понять, почему он выбрал именно его, почему облюбовал именно это дерево, а не какое-нибудь еще. Ничего особенного я не заметила. Я еще раз огляделась по сторонам: прежде чем выполнить задуманное, мне надо было удостовериться, что в лесу поблизости никого нет.

После того как сомнений у меня уже не оставалось, я вынула из кармана сигарету с марихуаной, которую выпросила у Бобби. Он хотел, чтобы мы раскурили ее на пару, но я отказалась. Сказала, что это можно будет сделать как-нибудь потом. Закурив, я стала думать о сексе: мне представлялись разные типы мужчин и то, как каждый из них, не спеша, входит в меня.

Я пыталась вообразить такое, что должно было понравиться БОБу. Вынула из кармана трусики, которые я специально прихватила с собой, потерла их об дерево. Это были трусики, которые я носила утром, до того как отправиться в лес, так что дерево наверняка будет пахнуть мной... Теперь я уже не боюсь, что внутри у меня плохо пахнет. Не боюсь, потому что знаю: это не так. И пахну я как самая нормальная девушка.

Приложив трусики к носу, я вдохнула свой запах. Мне представилась стоящая передо мной молодая девушка, и я начала рисовать себе, как мужчинам хотелось бы до нее дотрагиваться. Вот они подходят совсем близко. Дотрагиваются до заветного места. БОБ называет его пиписька. Сейчас мне самой хочется ее коснуться - слышишь, БОБ? Когда я чувствую свой запах, то говорю себе, что мне нечего бояться. Я несколько раз громко произнесла эти слова, стоя перед деревом. Я медленно пускала дым и представляла, как буду касаться Бобби... и что станет делать он, чтобы мне было хорошо. Мысленно я звала: