— Неважно.

— Для меня важно. — Она накрыла ладонью его кулак на бедре. — Мне следовало оставаться рядом. Что же я за друг после этого?

И что на такое ответить? Неужели она ждет, что он будет сидеть, как священник на исповеди, и слушать раскаяние в грехах?

Он надеялся, что она пришла не за прощением, которое он все равно был не в силах дать!

— Твоя дружба очень многое значит для меня. Мы все еще друзья, Ти Джи?

Его детское прозвище странно прозвучало в ее устах. Он чувствовал мягкую тяжесть ее руки, в ноздри снова ударил чувственный аромат духов.

Томас высвободил руку и переложил ее ладонь к ней на колено.

— Томас! — Она резко выдохнула. — Разве ты не можешь хотя бы притвориться, что принимаешь сочувствие друга? Тебе что, так трудно сделать усилие?

Когда он не ответил, она медленно покачала головой. Кончики волос коснулись его обнаженного предплечья, как холодная насмешка. Он не видел в ней друга.

Маленькая Энджи превратилась в женщину.

— Я пришла принести свои извинения, — коротко подытожила она. — И теперь оставлю тебя наслаждаться одиночеством.

Она уже начала подниматься — на этот раз без шоры на его плечо, — и Томас собирался позволить ей уйти. К чему вопросы?

— Это все, ради чего ты явилась?

— О, да ладно тебе. — Девушка остановилась, ее смех поплыл в воздухе, такой же мягкий, как ночь. — Что хотела, то сказала.

— Но?

— Я же вижу, ты беспокоишься о завещании. — Она опять села, и он, почувствовав проницательный взгляд на своем лице, что-то уклончиво пробурчал. — Стоит поговорить с братьями.

— Что толку, уже говорил.

— Проблема в том, как ты собираешься выбрать мать для своего ребенка.

Томас фыркнул.

— Я так поняла, все в равных условиях. Один ребенок на троих.

— И ты хочешь, чтобы я положился на братьев? Тогда мы точно потеряем все. — Он сделал широкий жест, обводя фамильные владения. Камерука — единственное место, где он хотел жить, единственное, что осталось ему после того, как авиакатастрофа унесла жизнь его жены, его счастье и его будущее.

— Твои братья знают, что Камерука для тебя все, — мягко сказала Энджи.

Это та благословенная земля, где он может дышать.

— Алекс говорит, что собирается жениться на Сюзане.

— Да, когда в их расписаниях совпадет свободный денек. Что касается Рэйфа… — Томас наморщил нос.

— Плейбой, одним словом, — согласилась она. — Зачем твой отец выдвинул такие условия?

— Ради Мо.

Девушка раздумывала.

— Он знал, что ради Мо вы, парни, сделаете все возможное и невозможное. Но ему следовало знать, что она не захочет подобной жертвы. Она не будет счастлива, пока вы не будете счастливы, по воле отца или собственной.

— Да, но она не должна ничего знать об этом. Вот почему завещание Конрадс читал в ее отсутствие.

— Твой отец гений! — Она бросила на него быстрый взгляд. — Чертовски умен. Самый быстрый способ отвлечь вас от скорби.

Томас резко повернулся. У Энджи необычное мышление.

— Гений? — произнес он вслух. Хорошенькое определение! Подходит ли оно отцу, который столько сделал для своих детей?

— У него получилось, не так ли? — спросила она.

Дьявол, у них действительно не хватило времени на слезы. После того как Конрадс вызвал всех троих в библиотеку, их печаль превратилась в гнев.

Томас нетерпеливо тряхнул головой.

— Какими бы ни были его основания, действия за нами.

Энджи молчала, серьезная и задумчивая.

— И что? — гаркнул он.

— Рэйф говорит, ты ни с кем не встречаешься. Томас хорошо знал привычку брата болтать о чужой личной жизни.

— Что, черт возьми, Рэйф может знать об этом?

Первый раз в жизни Энджи отвела глаза в сторону. Он не хочет обсуждать свою личную жизнь ни с ней, ни с Рэйфом, ни с кем другим.

Что еще хуже, теперь он знает, о чем они говорили в его отсутствие.

— Хорошо, у тебя есть план? — спросила она. — Тот, с деньгами, не подойдет.

— Почему?

— Томас, ты действительно хочешь, чтобы у твоего ребенка мать была определенного сорта?

— Какого сорта?

Энджи округлила глаза.

— Того сорта, что берут деньги за определенные услуги.

— Я не имел в виду проститутку.

— Неужели?

Что-то в ее тоне, а может, во вздернутых бровях, расстроило его.

— Есть идеи получше? Женщины не выстраиваются в очередь для зачатия моего ребенка.

— Да посмотри на себя! — Она сузила глаза. — Женщины любят красивых одиноких ковбоев.

— Глупости!

Она нетерпеливо цокнула языком.

— Как-нибудь слетай в город, увидишь, женщины всех возрастов будут оборачиваться тебе вслед. Ты же женская фантазия во плоти.

Фантазия? Но ему-то нужна живая женщина.

— Назови мне хоть одну, — сухо отрезал он, — которая бы захотела от меня ребенка.

Она медленно приблизилась к его лицу.

— Я.

ГЛАВА ВТОРАЯ

В воздухе повисло тягостное молчание. Она ненормальная?

Определенно.

Иначе быть не могло. Энджи хихикнула.

— Одна претендентка у тебя есть, верно?

Ее сердце сильно билось, кожа горела. Пылкое признание готовилось сорваться с языка.

Томас, я люблю тебя всю свою жизнь. И с тех пор как мне исполнилось тринадцать, я хочу выйти за тебя замуж. А в четырнадцать я уже дала имя нашим будущим детям — троим мальчикам с твоими голубыми глазами.

Впрочем, пусть прошлое останется прошлым. Она пришла сюда спасти свою дружбу.

— Зачем тебе это?

Только бы не рассмеяться, лихорадочно думала девушка.

— Сама не знаю. — Девушка помолчала. — Неужели моя идея настолько плоха?

Энджи чувствовала на себе его изучающий взгляд. Обдумывает, прикидывает? Он и она, кожа к коже, занимаются тем, что требуется для создания детей. Ее сердце подпрыгнуло, к горлу подкатил комок.

— Ты не можешь говорить серьезно, — медленно начал он, — не можешь, и все.

Как ты заблуждаешься, усмехнулась про себя Энджи. Я фантазировала о том, как это будет, с самой первой встречи.

— Вообще-то я думала, — она растягивала слова, — о занятиях любовью, не о производстве детей.

В полночной тишине его вздох казался настоящим взрывом. Он не мог смотреть ей в глаза, подскочил на ноги и принялся расхаживать вдоль каменной стены.

Через минуту он обернулся и изумленно посмотрел на сидящую девушку.

— Энджи, ты же не серьезно… ты… ты…

— Так непривлекательна, что ты не можешь спать со мной ., даже ради Камеруки? — закончила она за него.

— Не нужно говорить за меня. Ты не знаешь моих мыслей, — строго отчитал он ее.

Темнота и расстояние между ними не давали ей прочитать выражение его лица, но Энджи не собиралась сдаваться. Момент истины настал.

— Тогда почему бы тебе не сказать правду? Почему моя идея вызывает у тебя ужас?

— Господи, Энджи, все очень серьезно. Мне нужен ребенок. — Томас двинулся к ней с каменным выражением лица. — Ребенок, чья мать согласится воспитывать его одна.

Энджи уперла руки в бока и прищурилась.

— Ты имеешь в виду, что не хочешь принимать участие в воспитании?

— Именно.

— Но почему? — Она покачала головой и скрестила руки на груди. — Камерука изумительное место для того, чтобы растить ребенка и…

— Не все думают, что оно замечательное.

— Твой отец так думал, раз выбрал его для вас. Полагаешь, он хотел, чтобы ты всего лишь стал «жеребцом-производителем»?

— Мне плевать на то, что он хотел.

— Правда? Тогда ты очень изменился.

— Тебе придется с этим смириться! Некоторое время они молча, с ненавистью взирали друг на друга. И вдруг Энджи осознала, что за его грубостью прячется страх за себя, за братьев, за то, что они не смогут выполнить условия завещания и потеряют все. Этого не должно случиться.

Сердце в ее груди сжалось от сочувствия. Как бы ни изменились он, она и мир вокруг них, одна вещь осталась неизменной.

Она все еще любила этого мужчину так, что могла сдвинуть горы, лишь бы облегчить его страдания.