- Но я сейчас не могу! В моей стране саксы и варлаки жгут города. Мой замок, за который я отвечаю перед памятью предков, осажден врагами, мой король - в бегах! Я сейчас не могу - потом! Я обязательно начну собирать твои члены, сэр Алан, обязательно, но потом!
Радхаур говорил громко и взволнованно.
И жутко в замершей тишине зала прозвучал негромкий ответ Алвисида:
- Плюнь на все! Ваш замысел хорош, но не сулит верной победы. Оживи меня, пусть друзья тебе помогут. Сделай все возможное, но собери меня как можно скорее. И я решу все ваши проблемы - саксы забудут, что такое Британия... Потомок Артура воцарится на престоле... Все беды будут забыты в вашей стране!.. Собери меня только это теперь должно волновать тебя, молодой Сидморт!
Больше всего юношей почему-то поразили слова "в вашей стране". И тут Этвард сказал:
- Пусть Радхаур поступает как считает нужным, но свою страну освобождать от врагов буду я сам - за меня господь Бог и народ бриттский!
Алвисид снова открыл глаза и с удивлением взглянул на Этварда:
- Народ бриттский... А ты знаешь его, свой народ? Ты знаешь заботы и желания простого воина, горожанина, крестьянина? Даже если ты победишь врага, это не значит, что ты будешь хорошим королем. Освободите меня и я все сделаю!
Радхаур снова встал на колени пред головой сына Алгола и сказал:
- Сэр Алан, я думаю так же, как Этвард. Мы не можем ездить по чужим далеким странам, когда родина в опасности. Но это не продлится долго. Я возьму вас с собой и привезу в Рэдвэлл. Когда мы сами победим - я отправлюсь собирать ваши... части тела... Если я не погибну в сражениях.
Алвисид долго смотрел на своего наследника. Размышлял. Потом вздохнул и сказал:
- У нас еще будет время поговорить. Думай. А сейчас идите. Позовите ко мне Фоора!
Радхаур вышел из тайного зала и стал подниматься по лестнице из подземелья. Вдруг словно тысячи звуков оглушили его, словно в голове многотонный колокол литыми стенками стал стукаться о медный язык. Ноги Радхаура подкосились, он схватился за голову и если бы друзья не поддержали, он неминуемо бы упал на ступени винтовой лестницы.
Сколько Радхаур был в беспамятстве он не знал.
Когда пришел в себя - лежал в постели, Этвард и Ламорак находились рядом. Радхаур слышал их мысли, словно голоса! И боль... тупая боль в затылке.
Радхаур слышал - Этвард думает о том, что как можно скорее они должны быть вместе со всей армией в Британии.
Надо было подниматься. Но он был слаб. Не физически - душевно. Ему требовалось время придти в себя, обдумать...
И тогда верховный координатор посоветовал отправиться в Храм Зверя, где двенадцать дней умещаются в полсуток. Фоор сказал Радхауру, что скоро он привыкнет к своей волшебной способности слышать мысли других, скоро они перестанут мешать ему, он сможет распоряжаться приобретенным даром с пользой и по собственному желанию.
Фоор говорил правду - уже было легче. Всего несколько часов он в темной утробе каменного чудовища и слышит лишь тишину...
Как только он подумал об этом, в голове тут же раздался взволнованный звонкий голос черноволосой горбуньи, но Радхаур постарался подавить его в себе, не разбирая слов.
Удалось! Он почти с благодарностью посмотрел на жрицу судьбы.
- Какое животное так изуродовало тебя? - спросил он, глядя на Марьян. - Медведь? Или в ваших странах другие хищники, тигры...
- Животное...
Марьян почему-то обрадовалась, что Радхаур обратился к ней с таким вопросом, хоть и задел ее больное место. Она села рядом за стол.
- Это животное - человек!
- Расскажи.
Марьян посмотрела на него. Она молчала, собираясь с мыслями.
Радхаур не торопил. Он налил из объемистой бутыли в кружку вина и придвинул горбунье.
Она стала рассказывать. Как никогда никто из-за пятна на лице и безобразного горба ее не брал с собой в чрево Зверя и однажды...
- Расскажи с самого начала, - вдруг попросил Радхаур. - Как ты попала сюда?
Он слушал не перебивая, время от времени отпивая вино, не глядя в кружку. В какой-то момент он не поверил ей - трудно было поверить в подобную несправедливость и жестокость судьбы.
Так не должно быть! Может, она придумывает, чтобы вызвать жалость?
Он попытался прослушать ее мысли, но не слова - эмоции, вновь проснувшееся почти было забытое страдание, ударили в сердце, заставили его сжаться от боли за эту женщину с удивительной, невозможной судьбой.
Господи! Сколько страданий может выпасть на долю слабой женщины и она выстояла, нашла новый смысл жизни.
А он - крепкий здоровый рыцарь, и считает жизнь потерянной!.. А ведь судьба его еще не била основательно. Хотя - Лорелла, отец...
Вот что странно - жизнь его распадается как бы на два параллельных, не связных потока, которые смешиваются и вроде неотделимы друг от друга и друг от друга же независимы: жизнь вокруг него - друзья, сражения, удивительные чудеса, и жизнь внутри его, никого больше не касающаяся, и на его внешнюю жизнь вроде бы не влияющая. Но как мучительна и важна для Радхаура эта внутрення жизнь, со стороны наверняка покажущаяся кому-либо незначительной.
Вот сидит перед ним уродливое существо, никаких чувств, кроме презрительной жалости, не вызывающее. И вдруг оказывается, что за убогой внешностью скрывается удивительная судьба. Он смотрел на нее и поражался - как огромен мир и сколь мало он еще о нем знает.
Она закончила горестный рассказ и слезы навернулись на глазах. Марьян тут же проморгалась и посмотрела на Радхаура. Одна половина лица была покрыта грубым фиолетовым пятном, вторая - безобразными шрамами, исказившими до неузнаваемости некогда прекрасные черты лица.
Но Радхаур видел только ее глаза - глаза потрясающей глубины, влажные, искренние, жаждущие счастья и понимающее всю невозможность его.
Рука Радхаура непроизвольно потянулась и он провел по черным вьющимся волосам.
Глаза и волосы - все, что осталось необезображенным...
- Расскажи мне о себе, - тихо попросила она. И добавила: Если хочешь.
Радхаур сделал большой глоток вина, глубоко вздохнул и стал говорить.
Он не утаивал того, что считал важным. И странно - лишь несколько слов сказал он об алголианах, о войне с саксами, о первой в жизни битве... Он говорил о Лорелле, о Сарлузе, о своих переживаниях и сомнениях, о сестрах Лореллы и о девушке в Маридунуме, имени которой так и не узнал, даже о шаблоньях рассказал. Постепенно юноша разговорился, перестал стесняться самого себя, выплеснул, что накопилось - то, что не говорил даже Этварду и Ламораку, в тайне побаиваясь усмешки.