не народное дело за господ помирать.

Эх, Россия

Эх, Россия, где тебя носило?

Я родился, а тебя нема.

В строку - лыко.

Да беда от силы.

Как мне мыкать горе от ума?

То ли русский? То ли россиянин?

То ли песня, то ли стон навзрыд?

Эй, этруски, братья-праславяне,

расскажите мне про остров Крит.

Будем снова вырубать мечами

из Земного шара Землю-мать.

Было слово, кажется, вначале.

Не забыть бы нам с него начать.

А за словом явится и слава.

И славяне не заставят ждать.

Будут снова русские заставы

от Ивана до Петра стоять.

Ну а дале пушкинские строки

светлой далью вышьют горизонт.

Мы, славяне, в мире одиноки

тем, что нам без славы не резон.

Нету славы - нету и России.

В сорок пятом Русь еще была.

Боже правый, в космос нас носили

звезды, догоревшие дотла.

А двуглавый крыльями не машет,

словно брат цыпленка табака.

Нету славы в бедной жизни нашей.

Не кольчужка - память коротка.

Эх, Россия, где тебя носило?

Я родился, а тебя нема.

Я б сгодился для великой силы.

А на что мне нищая сума?

Русский

Я - русский! В грудь стучу рукой.

Но в этом есть оттенок грустный.

Как будто на вопрос: какой?

Я отвечаю: "Русский, русский"...

Не сразу предков извиня,

кричу им: как вы жили-были,

что прилагательным меня

так неудобно приложили?

Неужто беден наш язык,

и не нашлось другого слова?

Хоть я к другому не привык,

хоть мне и с этим не хреново.

Но... существительное - я!

Не стану даже подлежащим.

Я сдачу не беру с рубля.

Я не какой-то там пропащий.

Мне не нужна приставка "при".

К России я не прилагаюсь.

Я существую с ней, внутри,

не сопрягаясь, не склоняясь.

И не желаю я служить

при ней бесплатным приложеньем.

Мне легче голову сложить,

чем быть частицей предложенья.

Во мне бузит великоросс.

И всякой выходке навстречу,

как на шести шагах - всерьез,

вполне существенно отвечу.

Да, русский, русский я навек!

А кто не понял, растолкую:

в значенье Русский Человек

я в этом мире существую.

Американских... нет как нет.

Голландских... нет, английских... тоже,

А русский - есть! Уж тыщу лет.

И значит, русским быть - дороже.

Тоска по народу

Я оглох от высокого слога.

Мне не в мире бы жить, а в миру.

По обруганным русским дорогам

возвращаюсь на колком ветру.

И роняю им тихое слово

в благодарность за тот поворот,

за которым увижу я снова

распростертые крылья ворот.

За бревенчатой чуткой стеною

свет полночный не буду гасить.

Вся Россия, прожитая мною,

соберется ко мне погостить.

Образа переглянутся строго

И сочтут, что без тяжкой вины

Я прокладывал линию Бога

на рабочей ладони страны.

Из цепей на Владимирском тракте

до ракет во вселенской глуши

вырос кряжистый русский характер

брат загадочной русской души.

И загадочна наша дорога

тем, что есть у нее поворот.

И важнее явления Бога

то, чтоб снова явился... Народ.

За честь слова

Меня приговорила муза

военно-полевым судом

за гибель Слова и Союза

сослать в сегодняшний дурдом.

Плюю на речи по бумажке.

Как ночи просыпаю дни.

Хожу в смирительной рубашке

пустопорожней болтовни.

Полубредово зарекаюсь

любить Отчизну до конца.

И как сподвижник слова каюсь

в бесплодье красного словца.

И понимаю: дело плохо.

Я признаю свою вину

и в том, что бросила эпоха

под ноги целую страну.

Она затоптана толпою.

И от подошвы след кровав.

И сердце рвется: к бою! к бою!

А разум держит: ты не прав.

Смотрю в написанное тупо.

Меня свободою свело.

Свобода слова... от поступка,

считай, свобода от всего.

Свобода голой ходит дома.

Ори до утренней зари.

И нет свободнее дурдома,

где все, что хочешь, говори.

Да будь ты трижды Юлий Цезарь.

Но слово - как предавший друг.

Язык прижизненно отрезан

не от гортани, а от рук.

Да будь ты трижды Маяковский.

Но если нету баррикад

на людных улицах московских,

ты - просто безымянный бард.

И рифмы жалкая обнова.

И мысли злая нагота.

В утиль посеянное слово

ржавеет гайкой без болта.

И нервы, вкручиваясь в душу,

опять срываются с резьбы.

Я из дурдома пру наружу

не вдоль, а поперек судьбы.

И кто перешагнет - споткнется.

И обходить не по пути.

И кто-то грязно матернется,

навроде, так его ети.

За оскорбленье врежу в зубы

по-свойски, раз и навсегда.

Отныне быть желаю грубым.

От слова - к делу, господа.

Я речи впитывал, как губка.

Но блеф - ораторская прыть.

Слова, лишенные поступка,

меня не в силах убедить.

Хорош трепаться бестолково.

За слово русское в бою,

за оскорбленье чести слова

я морду каждому набью.

Аркаим

Историки, не надо "липы".

Отечества мне сладок дым.

Древнее пирамид Египта

славянский город Аркаим.

Для славы Тигра и Евфрата,

как говорится, кончен бал.

Давайте воспоем, ребята,

реку Тобол с рекой Урал.

В их заповедном междуречье

шестнадцать тысяч лет назад

рождался вместе с русской речью

Земного шара стольный град.

Шестнадцать тыщ!..

Подумать только!

А уж обсерваторский глаз

ласкал космическую зорьку

шестнадцать тысяч лет назад.

Был в виде знаков Зодиака

построен город Аркаим.

Шестнадцать тысяч лет! Однако.

Авось и мы так постоим.

Шестнадцать тысяч лет до нашей,

а так еще прибавьте две.

До нашей эры было нашим

все то, что было на Земле.

И аж от Финского залива

через Сибирь, туды-сюды,

а там - за Беринга проливом

шли праславянские следы.

Плетут интриги инородцы.

И, видимо, завидно им,

что пьем мы воду из колодца

столицы мира - Аркаим.

Скажу, завидовать нам не фиг.

Не зарекаясь от сумы,

рожали в муках крекинг нефти

и паровоз, и космос - мы.

И радиво, и телеящик,

и даже бешеный "харлей"

два наших мужика пропащих

собрали между стопарей.

И почву этой эры ржавой