Видимо, нужно быть женщиной, чтобы сразу обратить на это внимание, но наблюдения той же Сюзэн Нэпиер предлагают любопытный угол зрения на природу писательских мотиваций Запада и Востока.
Если в эпосах Европы образы главных сил Природы так или иначе восходили к мужскому началу - фаллосу, то для "этнического подсознания" по крайней мере двух культур - латиноамериканской и японской - традиционна тяга к так называемому "возврату в утробу". Именно женский детородный орган имеет мистическое Предназначение, именно женщина выступает связным-посредником между героем произведения и Монстром, и именно этот выбор - "родиться ли обратно", перестав быть Тем, Что Ты Есть, - предстояло решить Крысе, когда перед ним разверзлось Горнило Вселенной, предложенное Овцой.
Но что самое интересное - до Мураками женщины крайне редко персонифицировались. Так, "несомненной заслугой" Мураками считает Нэпиер и то, что фактически впервые в "мужской" художественной беллетристике мы встречаем яркий индивидуальный женский характер. Как ни удивительно, до сих пор в японской литературе было крайне сложно найти хоть один выпукло, живо выписанный женский персонаж, которому симпатизируешь и сочувствуешь, чьи проблемы действительно переживаешь в процессе чтения. В подавляющем большинстве случаев образы женщин были традиционно схематичны и выполняли строго определенную "посредническую" функцию для отражения характера мужчины-героя (не исключено, что как раз поэтому женщины составляют чуть ли не 60% поклонников творчества Мураками в медленно, но верно феминизирующейся Японии 90-х).
Женские портреты в романах Мураками - глубокое и самостоятельное явление, требующее отдельной статьи. Сейчас же просто отметим: сексуальный манифест героя - "мы не киты" - может получить неожиданно актуальное прочтение. В отношении поклонников традиционного японского патриархата, в отношении мужчин, зацикленных на собственном эго "китовых масштабов", - это звучит как своеобразный призыв отвернуться от зеркала и увидеть Личность в женщине рядом с собой.
МОНСТРЫ ПОД КРОВАТЬЮ, Part Two
Итак, за исключением "Норвежского Леса" - самого реалистичного из его романов - почти в каждой книге Мураками нам является Монстр. Чудовище может иметь самые разные формы. В одной истории это полузаброшенный отель, мистическим образом переворачивающий судьбы постояльцев, в другой животное-призрак, которое вселяется в людей и "лакомится их душами, как коктейлем через соломинку", в третьей - бестелесная субстанция, являющаяся человеку в виде приступов рвоты и телефонных звонков.
Монстры эти не положительны и не отрицательны, не добры и не злы. Их космическое Предназначение и цели, как правило, остаются вообще за пределами человеческого воображения.
- А цель у Овцы - она, вообще, гуманна?
- Гуманна... В понимании Овцы.
Встретив Монстра, мы вынуждены иметь дело с тем, в чем не можем отразиться, что не можем использовать для себя (как поступали со всем, что встречали на нашем пути до сих пор). Наш противник гораздо больше нас - и на этом фоне нам приходится переоценивать свои силы заново. В сравнении с тем, что являет собой Овца, наши проблемы Личной Совести (установка из сценария "человек среди людей", традиционно бередившая западного писателя) оказываются безнадежно размыты - и перекрываются вопросами о выживаемости человека, о необходимости такого выживания, о предназначении homo sapiens как биологического вида, даруя нам принципиально новый взгляд на самих себя.
Очень ярок в этом контексте диалог героя с Водителем-католиком о телефонном номере Бога (по которому герой так и не позвонил). Возможен ли разговор человека с Богом, когда сам человек не знает, что представляет из себя? О чем спрашивать Его, когда наши главные проблемы - лишь в нас самих? Вопрос зависает в воздухе, и комичность всей ситуации с привкусом недоосознанной умом трагедии - одна из наиболее запоминающихся синкоп в психоделии "Охоты на Овец".
Гуманность Овцы в нашем понимании проявляется на страницах романа лишь однажды: прежде чем вселиться в Профессора, она вежливо спрашивает его согласия... Собственно, с этого и начинается Испытание. Ибо главный Выбор, невзирая на монстров, мы все-таки делаем сами. Один раз - и уже не повернуть. Встреча с Чудовищем в "мирах Мураками" предполагает не конфликт человека со внешним злом (как в традиционном "фэнтэзи"), но - внутренний спор человека с самим собой: чего я САМ хочу, каким я хотел бы видеть себя в этом мире? Отдать душу в лапы зверя за богатство-бессмертие-власть, или остаться маленьким человеком - с дырой в кармане, но свободным душой и телом?
Ничто не ново под луной. Конечно же, эта дилемма стара как мир - и останется актуальной, покуда жив человек. Но так или иначе, Выбор этот всегда глубоко личен, он не терпит никаких обусловленных социумом доктрин. Его не обоснуешь ни логикой, ни святыми писаниями, ни преданностью сиюминутным идеалам. Для такого выбора нужно прежде всего быть Личностью с внутренними установками - неважно, сколько у тебя при этом денег на счету или какой властью ты обладаешь. Именно поэтому главный герой "в потертых джинсах, стоптанных "сникерсах" и майке, на которой Снупи обнимается с доской для серфинга", оказывается сильнее и жизнеспособнее, чем важные персоны в смокингах и лимузинах. И хотя постепенно он теряет все, на чем строится жизнь "приличного человека" - семью, дом, работу, уверенность в завтрашнем дне, - именно это и становится его силой, благодаря которой он побеждает, хотя и не рад своей победе и не представляет, как ею распорядиться. Поскольку с самого начала не хотел никого победить.
И вот тут мы, возможно, подходим к главному секрету популярности Харуки Мураками. Фактически это - первый японский писатель нового времени (80-90-х гг.), который открыто предлагает молодежи, ни много ни мало, "героя своего времени" с прочувствованной и осознанной позицией. Позиция эта настолько ярка и индивидуальна, а подача ее - настолько джазово-ненавязчива, что, с дной стороны, не может не "входить как нож в масло" в психику японской молодежи, измотанной доктринами "группового сознания", а с другой стороны - не может не раздражать апологетов этих доктрин. Ведь отличительная черта характера протагонистов Мураками (невольно напрашивается аналогия с героями братьев Стругацких) - это их имманентная непродажность. Они неуютны для окружающих и непригодны для классической "приличной жизни". Они не признают дутых авторитетов и не очень-то заботятся о собственном будущем. Что бы с ними ни происходило, "эти странные люди" хотят оставаться людьми в самых нечеловеческих ситуациях - и в переносном, и (на страницах "Овец") в буквальном смысле слова. Оставаться живыми - пусть даже их поступков некому понять и оценить. А если придется - то и ценою собственной жизни.